1

Вечерняя электричка подходила к перрону. Пассажиры приготовились выходить. Бабка с большой корзиной, в которой лежала всякая мелочь, попыталась протиснуться сквозь толпу выходивших прямо к двери, но ей не дали этого сделать стоявшие тут же мо-лодые люди. Группа молодёжи весело болтала о своих делах и смеялась, когда один паре-нёк низкого роста говорил какую-нибудь шутку, причём обязательно, ниже пояса. Ста-рушка начала ворчать, но никто не обращал на это никакого внимания.
Электричка остановилась, открылись двери, и поток пассажиров хлынул на залитый весенним солнцем перрон. Воздух был свеж и чист после прошедшего дождя. В лужах ку-пались птицы. Вся пыль была смыта с распускающейся листвы деревьев. В свои права вступил последний весенний месяц.
Бабка с корзиной спокойно и свободно вышла из вагона и направилась в сторону метро. Вокруг суетился народ. Все спешили по своим делам.
— Во, спешат, всё, спешат…. А куды… Зачем? — задавала сама себе вопросы ста-рушка.
Зоя Григорьевна Синицына, так звали старушку, совсем недавно разменяла седьмой десяток. Но, не смотря на это, выглядела моложе своих лет. Она была одета в демисезон-ное пальто, которое скрывало давно потерявшую цвет юбку, на ногах тапочки, а на голове повязан платок, который так же потерял цвет.
Глаза у Зои Григорьевны чистые и ясные светились какой-то лукавинкой. И даже то-гда, когда она ворчала из-за того, что её не пустили к двери в тамбуре, в них не было зло-сти. Овальное лицо чистое и светлое, хоть и покрывали бороздки морщин его.
Остановившись передохнуть, Зоя Григорьевна стала смотреть по сторонам и на лю-дей, проходивших мимо. Кто-то бросил окурок, который, не долетев до урны, упал на плитку.
— Тьфу, ну что за бескультурье. В наше время такого не было… — вновь стала вор-чать бабка.
Постояв и отдохнув, старушка вновь пошла. Вошла в здание метро, прошла турнике-ты, и спустилась на платформу. Подождав, буквально минуту, села в подошедшую элек-тричку. Посмотрев вокруг, Зоя Григорьевна увидела возле себя парня из той самой груп-пы молодёжи, которая не пустила её к двери. Сейчас он был один, сидел рядом и пил пиво прямо из горла бутылки.
— Милок, не скажешь, сколько времени? — спросила старушка.
Жуя жвачку, сделал глоток, и достав мобильный телефон, ответил:
— Половина седьмого, бабуль.
— Спасибо, милок.
Милок ничего не ответил, а стал что-то набирать на мобильнике. Зоя Григорьевна больше ни о чём не спрашивала своего соседа.
Проехав четыре станции, Зоя Григорьевна и её попутчик вышли вместе и направи-лись к выходу.
Дома старушка рассказала про молодого человека, с которым ей пришлось ехать в пригородной электричке и в метро.
— Ха, бабуля, так это ж Колька Иванов. Мой одногруппник, — сказала восемнадца-тилетняя внучка Вера и засмеялась. — Снова за город ездили. А завтра всей компашки снова на занятиях не будет. Скажут потом, что болели, — чмокнув Зою Григорьевну в щёку, Вера ушла к себе в комнату.
Девушка была выше среднего роста, прямые длинные белые волосы, были аккуратно уложенны в причёску, на круглом чистом лице минимум косметики, большие голубые глаза полны тепла и доброты. Вера любила свою бабушку и очень часто рассказывала о ней.
Вера села на диван и хотела читать книгу. Вдруг зазвонил мобильный телефон.
— Алло! — ответила Вера. — Хорошо, сейчас буду.
— И куда это ты? — спросила Зоя Григорьевна, увидев, как внучка надевает туфли.
— Скоро буду, — ответила та и вышла.
Через полчаса Вера вернулась.
— Ну, и куда тебя носило?
— К старосте группы. У нас мероприятия проводятся, посвящённые Дню Победы. Готовимся. Надо было кое-что решить.
— А завтра никак нельзя?
— Нет. Завтра одно мероприятие, послезавтра другое. А готовить уже надо, — отве-тила Вера и прошла к себе.
Началась новая неделя. Первый её день прошёл быстро и, как всегда, в делах и забо-тах. Зоя Григорьевна переделала почти всё. Вечером, вернувшись с занятий из универси-тета, Вера сказала бабушке:
— Бабуль, меня попросили тебе передать, завтра, у нас в Университете, мероприятие. Тебя приглашают выступить перед студентами нашей группы и рассказать историю, кото-рая произошла во время Великой Отечественной войны, — девушка протянула открытку, легко перетянутую Георгиевской ленточкой.
— Ой, а что мне вам такое рассказать? — всплеснула руками Зоя Григорьевна.
— Что-нибудь. Ты же мне вон сколько историй рассказывала.
— Ну, хорошо. Приду и расскажу.
— Да, бабушка, за тобой заедут в половине одиннадцатого. Будь готова.
— Хорошо, Вера.
Вера чмокнула Зою Григорьевну в щёку, поставила тарелки, положила вилки, поста-вила на стол еду. Поужинали, разговаривая о том, о сём.
— Как прошёл день? — спросила Зоя Григорьевна Веру.
— Хорошо.
— Не было Кольки?
— Которого ты встретила? Нет. Не было. Но, завтра точно будет.
— Что за молодёжь пошла, — стала сетовать старушка. — ничего им не надо: лишь бы пиво пить. В наше время такого не было.
— Ой, бабуль, и в ваше время всего хватало. Сама же рассказывала, как махорку твой брат у отца тырил.
— Ой, да, было дело… Ты права, Вера, и у нас всего хватало. Но такого не было, что-бы средь бела дня молодёжь в общественном месте пиво, как воду, пило. И девки не кури-ли так, как сейчас. Во всяком случае, не так заметно это было.
— Ай, бабушка, и тогда, и сейчас всего хватало и хватает.
— И не говори, внученька.
Вера налила чай в чашки, поставила на стол вазочки с печеньем и вареньем.
После ужина Зоя Григорьевна, сев в кресло, прочла поздравление и приглашение, по-том взяла в руки упавшую на колени Георгиевскую ленточку, посмотрела на неё и глубо-ко вздохнула. Обвела комнату взглядом, останавливаясь на отдельных вещах, книгах, аль-бомах. Подошла к книжному шкафу и достала фотоальбом с чёрно-белыми фотографиями, на которых были запечатлены жители деревни Нижняя Ланна в окружении солдат, осво-бодивших их деревню. Все улыбались.

Но какой ценой досталось это освобождение… Знают теперь немногие. Из старожилов деревни Нижняя Ланна, кто пережил этот ужас и страх освобождения, остались только она, Зоя Григорьевна, и ещё пара человек. Остальные умерли, кто от старости, кто из-за болезней.
Старушка положила альбом назад на место и пошла отдыхать. Георгиевскую ленточ-ку вместе с приглашением и открыткой она положила рядом с кроватью на журнальный столик.

2

Вторник выдался тёплым и солнечным днём. В открытое окно ворвался лёгкий и свежий ветер и вздул занавеску со шторами, как паруса на корабле.
Зоя Григорьевна проснулась в тот момент, когда внучка Вера уже уходила на учёбу. Ночью старушка не могла долго уснуть. Всё думала над тем, какую же историю рассказать молодым, у большинства из которых из увлечений только одно: пиво-водка-сигареты, компьютерные игры-стрелялки, мобильные телефоны, дискотеки в ночных клубах.
В половине одиннадцатого за Зоей Григорьевной заехали. К этому времени она уже была готова, вышла на улицу и вдохнув свежего воздуха. Возле подъезда она увидела ма-шину серебристого цвета и молодого человека высокого роста. Увидев Зою Григорьевну, он окликнул её:
— Зоя Григорьевна!
— Да.
— Прошу вас, — сказал молодой человек открыл заднюю дверцу машины.
— Благодарю, — Зоя Григорьевна села в машину.
Закрыв дверь, обойдя машину, парень сел на место водителя, завёл машину и они по-ехали в университет. Солнце ярко светило с небосклона, радуя глаз. Ни одна тучка не за-слонила его, видимо, испугались или просто не захотели нарушать красоту предпразд-ничного дня.
До места доехали минут за десять. Водитель, он представился Зое Григорьевне Ко-стей, так же, как и возле дома, вышел из машины, обошёл её и открыв дверь, помог выйти старушке.
Они вместе вошли в здание, Костя помог Зое Григорьевне подняться на третий этаж и проводил её до актового зала. В зале уже собирались студенты. Вера встретила бабушку и проводила её к первому ряду кресел, посадив на крайнее свободное.
В зале было шумно от разноголосого гомона студентов и музыки. Ровно в одинна-дцать часов музыка перестала играть, на сцену вышел ведущий, яркий, вместо тусклого, свет рампы и ламп осветил сцену.
— Дорогие друзья! — начал ведущий, когда в зале стало тихо. — Послезавтра, мы с вами будем отмечать очередную великую дату — День Победы в Великой Отечественной Войне против Немецко-фашистских захватчиков. Сколько горя и зла принесла эта война. Миллионы людей не вернулись домой с полей сражений. Тысячи получили увечья и ра-ны, которые не заживут у людей никогда, потому что это ни только раны полученные в боях, но и психологические. Мы собрались с вами в этом зале, для того, чтобы вспомнить всех тех людей, кто встал на защиту своего отечества…
Ведущий продолжал говорить, Зоя Григорьевна слушала его внимательно, но в тоже время, осматривала зал и присутствующих. Преподаватели, сидевшие на первом ряду, бы-ли одеты в строгие костюмы, студенты же кто в чём, как кому удобно. Но у каждого си-дящего была приколота на груди Георгиевская ленточка. У Зои Григорьевны она тоже была.

После вступительных слов ведущего начался концерт. Его участники выходили и показывали номера: кто пел, кто танцевал, кто рассказывал стих. После очередного вы-ступления на сцену вышел ведущий и объявил:
— Дорогие друзья! А сейчас перед вами выступит человек, которого мы специально пригласили на наше мероприятия, чтобы он рассказал нам интересную историю, произо-шедшую с ним в годы Великой Отечественной Войны. А пригласили мы бабушку нашей студентки Веры Синицыной Зою Григорьевну Синицыну. Поприветствуем нашу гостью аплодисментами, друзья.
В зале захлопали. Зоя Григорьевна встала со своего места и направилась к сцене. Ве-дущий подал ей руку и подвёл к микрофону. Сердце у Зои Григорьевны от волнения ко-лотилось в груди. Она посмотрела в зал, увидела внучку, пробежала взглядом по рядам сидящий. Остановила свой взор на одном потом на другом студенте. Вдруг взгляд упал на студента, сидевшего в пятом ряду. Это был тот самый милок, с которым бабка познакоми-лась в электричке и Верен однокурсник. Сидел он развалившись, было видно, что ему аб-солютно не интересно мероприятие. А весь его вид говорил, что ему наплевать на всё.
Перебрав в памяти множество историй, которые Зоя Григорьевна рассказывала внучке, она решила рассказать ту, которую она вспомнила накануне, пересматривая фото-альбом.

3

— Ребята, — сказала Зоя Григорьевна, — актив вашего университета попросил меня рассказать вам историю из моей жизни, которая произошла в годы Великой Отечествен-ной Войны. Сегодня модно говорить о патриотизме и героизме советского народа, его от-ваге и мужестве. Я расскажу вам историю, увы, не о мужестве и героизме. Я расскажу вам о том, как нелепо погиб мой брат Толик.
Нас, детей, было шестеро в семье. Двое братьев и четыре сестры. Самой младшей бы-ла я. Мне весной 1941 года исполнилось шесть лет. Мы жили в деревне Нижняя Ланна, что в Полтавской области. Деревня была сравнительно небольшой. Наш дом стоял в сто-роне от центральной дороги. Сразу за нашим огородом начиналось колхозное поле. Разде-ляла огород и поле небольшая межа, по которой могла проехать только телега, запряжён-ная лошадью. На одной из окраин стояли мельница и амбар, в котором хранилось колхоз-ное зерно, заготовляемое жителями каждый год. С другой окраины, в километре от де-ревни течёт река Орчик, заросшая камышом, раньше имевшая пристань, где деревенские ребята купали коней и сами купались.
Всё было хорошо: пахались и засевались поля и огороды, цвели сады. Не успели от-греметь и отшуметь первые проливные дожди с грозами, напитавшие землю живительной влагой, как летом 1941 года началась Великая Отечественная Война. А уже в сентябре то-го же года немцы оккупировали Нижнюю Ланну. В первый день оккупации амбар пере-делали под их военный склад, а зерно выкинули на улицу. Жители хотели забрать его и сохранить, но фашисты не дали им этого сделать. Оно так и сгнило от дождей. Оставшие-ся в деревне мужики пытались было ночью скрасть хоть немного, хоть малым детям, нам то есть, на лепёшки, да куда там. Немцы своего часового поставили, который не давал подходить к амбару, а замечая приближающуюся тень, стрелял. Да не в воздух, а так, чтоб пуля аккурат ранила человека. Есть в деревне и сельсовет. Из него фашисты сделали штаб.
Зал молчал.
— Прошло ещё дней десять-пятнадцать, — продолжала рассказ Зоя Григорьевна, — и утром, когда ещё только занимался рассвет, в дом постучали, мама открыла дверь. Я с сёстрами спала на полатях, братья на железных кроватях. Мы все проснулись от стука и стали слушать. Вошли трое.
— А, русиш стерва! — гаркнул вошедший немец. — курка, млеко давай!
— Нет у меня ни молока, ни кур, — стала оправдываться мата.
— Русиш шлюха! Жрать давай! Кюрва!
— Нет у меня еды. Одна только ботва горькая, — оправдывалась мама.
Солдат наотмашь ударил её по лицу. Мама упала на пол. Вошедшие засмеялись. Мы лежали чуть дыша. Один из вошедших заглянул в спальню, увидав братьев, подошёл к ним, сбросил рывком одеяло и приказал:
— Встать, матку вашью!
Братья вскочили. Вошёл ещё один немец. Так же подошёл и стал смотреть. Потом он подошёл к полатям, отдёрнул занавеску и увидел меня с сёстрами. Усмехнулся. Взгляд его был колючим и холодным. Он протянул руки ко мне, дотронулся до лица.
— Не тронь её! — крикнула вбежавшая мама.
— Красна девка! Ладна девка! — говорил немец, тыча пальцем в сестёр.
Ещё раз посмотрел на нас, усмехнулся, и пошёл вон. За ним вышел и первый. Они о чём-то переговорили, кто-то заглянул в котелки, но там, было пусто. (В первые же дни немцы прошлись по домам и забрали для себя всю скотину, которая только имелась в де-ревне. Тех, кто пытался не дать, били нещадно до полусмерти).
Тот, который ударил маму, сказал:
— Одьевайся, бьери севоих убилюдков и топай за нами. Поняль?
Мама стала собираться. Я стала плакать. Меня успокаивали, как могли. Фашисты смотрели, как мы одеваемся.
— Шнеле! Шнеле! — торопили они. — Русиш свинья. Шнеле!
Тогда вторые сутки лил дождь. Дороги развезло так, что невозможно было пройти, ноги вязли в песочной жиже.
Толик взял меня на руки, и мы пошли. К этому времени дождь не прекратился. Брат нёс меня, а его ноги скользили в грязи и вязли.
— Давай её мне, — говорила мама, но Толик не дал.
К клубу согнали всех жителей. В этот момент дождь прекратился, словно сжалился над нами. Из штаба вышло трое офицеров. У одного из них был лист бумаги, на котором, как мы скоро узнали, были имена наших братьев и сестёр. Он сказал для чего мы здесь и стал читать фамилии и имена. Кого называл, выходил из толпы и шёл туда, куда ему ука-зывали. А потом конвой окружил ребят. И тут раздался плач тех, у кого забрали детей. Кто-то пытался бежать к своему ребёнку, но его останавливали автоматные очереди. Нам повезло. Никого не забрали. Все мы были моложе восемнадцати лет.
Тогда многих юношей и девушек, которые были старше восемнадцати лет, немцы вывезли на каторгу в Германию.
Прошло ещё несколько дней. Жителей Нижняя Ланна, у которых поселились немцы, выгнали жить на улицу. Многие вырыли себе землянки на колхозном поле за нашим до-мом.
Нашу семью эта беда обошла стороной, и мама благодарила за это бога. Но, к сожа-лению, она пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. Я хорошо запомнила на всю жизнь, как это случилось. Мне весной 1943 исполнилось восемь, а Толику не было и восемнадца-ти лет.
Зал слушал рассказ, затаив дыхание. Даже самые хулиганистые ребята сидели тихо, всё внимание обратив на рассказчицу. А Зоя Григорьевна тем временем продолжала:
— Летом 1943 года советские войска, как вызнаете, начали наступать и освобождать Советский Союз. В сентябре Красная Армия подошла к границам Полтавской области. Когда освобождали нашу деревню от немцев, войска наши наступали по всем фронтам.
Накануне 21 сентября в округе вдруг стало тихо. Даже ветра не было, и птицы, кото-рые остались к этому времени в округе, смолкли. А всех домашних животных к этому времени давно съели.
С самого утра, ещё только загоралась заря, жители деревни Нижняя Ланна были пе-реполошены автоматными, пулемётными выстрелами и раскатами грома. Это била артил-лерия наших войск. Немцы в этот момент озверели, стреляли по всему, что двигалось, поджигали дома и сараи, и сельчанам пришлось прятаться. Прятались, кто, где мог: в зем-лянках, в оврагах, в домах, которые называли хуторами, а в основном все были у речки Орчик в камышах.
Когда раздались первые выстрелы, а потом начался бой, нас мама разбудила:
— Собирайтесь, детки, — сказала она, — видно сегодня деревню нашу освободят.
— Почему ты так решила, мам? — спросил Толик.
— Слышите, дети? В нашу сторону палят, а фашисты мечутся по деревне.
Мы посмотрели в окно, немцы и вправду бегали по деревне с криками и ругались по-немецки. Одевшись наспех, мы побежали к Орчеку. Нас обгоняли Нижнелановцы. Кто-то взял меня к себе на руки. Бой приближался. Слева, справа, и сзади нас в километре от деревни, взрывались снаряды. Фонтаны земли били вверх. Кричали и плакали дети. Кого-то ранило пулей, его тут же бабы перевязывали, разрывая подолы юбок и рубах, и продолжали бежать.
Мы укрылись в речных камышах, и целый день просидели в них. Сидеть было очень тяжело, потому что было жарко и душно от травы, а рядом, почти в нескольких метрах шёл бой и рвались снаряды, фонтанировала земля, гибли люди, плакали маленькие дети, их успокаивали матери колыбельными песнями. Но один малыш никак не мог успокоится и всё плакал и плакал.
Чтобы не привлекать внимания, говорили шёпотом.
— Никак не успокоишь… — сказала мама.
— Нет, — чуть не плача ответила мать малыша.
— Выдать может. Надо утопить… — вздохнула мама.
— Что ты?! что ты?!
Но мама наша, взяв малыша, попыталась успокоить его вначале. Но малыш кричал, видимо его что-то беспокоило. И тогда, перекрестив его, мать сказала:
— Прости господи, меня грешную и прими душу ангелочка сего, — и, с этими сло-вами, утопила малыша.
На некоторое время вокруг стало тихо, поблизости слышалась немецкая речь. Не-сколько человек прочёсывали берег Орчека в поисках людей, чтобы выместить свою зло-бу. Никто не крикнул и не шевельнулся. Лишь мать утопленного малыша, застонав, поте-ряла сознание, но её быстро привели в чувство. Некоторое время она смотрела на окру-жающих бессмысленным взглядом, хотела крикнуть, но в это время вновь заговорили ав-томаты и пулемёты.
Фашисты не хотели отдавать ни клочка земли, но под вечер русские войска огром-ной силой начали вытеснять немцев. Те отступили. Скоро послышалась русская речь. Из-за небольшой горы появились наши солдаты.
— Проверить камыши, — раздался приказ, — всех немцев расстреливать немедлен-но!
— Есть!
Толя очень обрадовался русской речи.
— Сейчас я скажу им, что тут деревенские жители и их много.
— Не надо, сынок, — попросила мама, — не надо, не ходи.
— Ничего, мама, всё будет хорошо. Это же наши, русские, они не будут стрелять в безоружного, — и обрадованный, побежал навстречу, чтобы сообщить солдатам, что мы, сельчане здесь, и что нас много и мы очень рады освобождению Нижних Ланн от фаши-стов.
И только он выскочил из камыша, раздалась автоматная очередь и крик брата:
— Мааааамммааааа! Прооосссттттиииии!
Автомат замолчал, а Толик, взмахнув руками, рухнул в камыши.
— Аааааа! — закричала мама. — Неееет! Тоооооляяяяяя! — она бросилась к нему, и упав рядом, стала биться в истерике.
К ней подбежали сельчане и солдаты. Мама рыдала.
— Кто стрелял?
— Я! — молодой солдат бросил автомат на землю. — Прости меня, мать. Не разобрал я. Думал немец это.
Мама подняла на него голову и посмотрела солдату в глаза.
—Бог тебе судья, — тихо проговорила мама.
Толика похоронили. Солдат, что убил его, сам копал могилу, а утром его нашли по-вешенным на ремне. Не выдержав, он пошёл ночью к яблоне, сделал петлю и повесился.
Вот так нелепо погиб мой брат. В нашей деревне очень много погибло тогда солдат при освобождении. На кладбище у нас есть братская могила, среди них и летчики.

4

Зоя Григорьевна закончила рассказ и замолчала. В актовом зале наступила тишина, которая длилась минут пять. А потом раздались удары похожие на пулемётную очередь. Свет рампы мешал разглядеть происходящее, но присмотревшись, можно было увидеть, что «пулемётная очередь» — это хлопали кресла, Собравшиеся вставали с мест. После че-го раздались аплодисменты, которые продолжались довольно долго.
Сердце у Зои Григорьевны готово было выскочить из груди. Она стояла на сцене, из глаз текли слёзы. В этот момент, никто даже и не увидел, к ней подошёл Колька, взял микрофон и обращаясь к старушке:
— Зоя Григорьевна, меня никто не просил сейчас выходить сюда, на сцену. Многие сейчас думают, что я веду себя плохо в этот момент. Но я так не считаю. Да, я не отличник и, даже, не хорошист. Я постоянно получаю «неуд» за своё поведение, ругаюсь матом, распиваю спиртное в общественных местах, грублю старшим. Когда мы с вами ехали в одной электричке, нагрубил вам, отпускал шутки неприличные. А вот сегодня услышал от вас историю о вашем брате и… Кто-то спросит: Колька, что ты можешь вообще пони-мать?
— Да, Колька, что ты можешь понимать? — раздался голос из зала.
— Что?
— Да, что?
— А что можете понимать вы, кто нацепил на себя Георгиевские ленточки? Мы их надеваем только один раз, как какое-то украшение. Что это даёт? Если ты прицепил лен-точку, то от этого у тебя не прибавится патриотизма. А через день-другой всё забывается. У всех нас в Великую Отечественную Войну воевали деды и погибали. А что мы помним из этого? Ничего. Потому что нам прививают другие ценности: жвачку, пиво, сигареты, секс, свободное отношение. А уважение к старшим кто прививает? Родители? Учителя? Педагоги? Кто?
Зал молчал. Ведущий хотел что-то сказать, но Колька ему не дал:
— Сегодня, даже детей в школе не учат тому, что надо уступать место в обществен-ном транспорте пожилым и больным людям. Я сам не уступаю, и я не хвалюсь этим, — Колька помолчал. — В выходные дни, мы с ребятами ездили за город на пикник. Да, вы-пили как следует. Но… Когда мы отдыхали, я отошёл по нужде. Углубился немного в лес, прошёл метров тридцать и наступил на бугорок. Он был мягким. Пнул ногой, земля под-далась. Я ковырнул носком сильнее и… подцепил что-то. Это оказалась каска со звездой времён Великой Отечественной Войны. Позвал ребят. И мы вместе стали копать в том месте. Мы нашли, помимо каски, котелок и ложку, фляжку и пуговицу.
— И что вы сделали? — спросил кто-то.
— Вот именно, что ничего. Потому что были пьяные. Мы их закопали обратно и по-ехали домой. Тогда-то мы и встретили Зою Григорьевну. А что сделали для увековечива-ния памяти все те, кто тут собрался? Песенки, стишочки — всё это ерунда! Спели и забы-ли. А завтра уже дискотеки, тусовки, гламур! И всё лишь для того, чтобы впустую прове-сти время. Даю слово, Зоя Григорьевна, вам и всем сидящим, что мы привезём нами найденное, сдадим в музей и поможем в поисках других погибших.
— Храни тебя господь, Коля, — Зоя Григорьевна перекрестила юношу.
— Спасибо, — ответил он.
Зал молчал. Колька укрепил микрофон и спустился, помогая Зое Григорьевне. Он помог сесть старушке на место и прошёл на своё. Концерт продолжился.
А уже через час, машина, которую вёл Костя, везла Зою Григорьевну, Веру и Колю обратно домой. Вначале Вера не хотела, чтобы Колька ехал с ними, но её бабушка настоя-ла на этом. Дома они организовали чаепитие.
— Да, Колька, ты дал сегодня. Никто не ожидал от тебя такого, — сказала Вера.
— Я ничего особенного не сказал. Только то, что думал на тот момент.
Помолчали.
— Костя, Вера, поедите с нами?
— Спрашиваешь…
Зоя Григорьевна принесла фотоальбом и показала фотографию, где жители деревни Нижняя Лана в окружении солдат.

___________________

Прошёл праздник День победы, светлый, тёплый и радостный. А через несколько дней после него группа ребят привезли каску с красной звездой, котелок, ложку, фляжку и пуговицу и отдали всё это поисковой группе, созданной при военно-историческом музее. На церемонии передачи присутствовала и Зоя Григорьевна Синицына с внучкой Верой.

31 марта 2012 г. Беларусь. г. Лепель.

Женщина вошла в просторный, залитый светом люминесцентных ламп зал вокзала и прошла к кассе. Обе руки у неё были заняты огромными сумками, которые были набиты всякой всячиной. На правом плече висела дамская сумочка. На вид ей было лет сорок, хотя, на самом деле, месяц назад исполнилось сорок восемь лет. Одета она была в кожаную, чёрную, долгополую куртку, из под которой виднелась чёрная, туго обтягивающая полные икры, юбка. На ногах светлые колготки и туфли под цвет юбки и куртки. На ухоженном круглом лице минимум косметики. Лишь для того, чтобы подчеркнуть чёткие контуры лица, глаз и губ. Стоявший возле кассы молодой человек расплатился за билет и пошёл на перрон.
Купив билет и положив его в карман куртки, она проследовала тем же маршрутом, что и молодой человек. Выйдя на улицу, она на мгновение зажмурилась от яркого солнца, но тут же открыла глаза и направилась на платформу перрона. Воздух был полон утренней свежести лета. Солнце пригревало, начинался очередной день.
Она прошла на середину платформы и села на скамейку. Откуда-то прилетели голуби и, сев на асфальт, стали что-то клевать. Женщина сунула руку в карман, достала из него горсть семечек и бросила голубям. Те собрались в круг и важно заворковали, подбирая зёрна.
Подошла электричка, ждавший её народ хлынул в открывшиеся двери и, пройдя в салон, расселся на свободные места. Женщина вошла в вагон и села недалеко от выхода, разместив рядом сумки.
Двери электрички закрылись, издав «пшшш», она тронулась дальше. Сквозь приоткрытые окна вливался свежий ветерок, солнце своими лучами заливало вагон. Пассажиры занимались своими делами: кто-то разговаривал с соседом, кто-то читал книгу.
Женщина, удобно устроившись возле окна, погрузилась в свои мысли. Она ехала к дочке, которая три года назад вышла замуж и из провинциального городка с мужем перебралась жить в областной город. Они каждый день звонили друг другу, а по выходным дочь с семьёй приезжали к матери.
«Как там всё у дочери? Здорова ли она? Как внучата? Приеду к ним, а они опять меня вопросами закидают и просьбами. То расскажи им сказку, то поиграй с ними, то книжку почитай, а то на улицу с ними сходи… — думала женщина. — А позавчера внук приболел. Как он там? Хорошо, что температуры нет… Конечно, набегался, вспотел, вот и простыл…».
Женщина смотрела в окно. Сунув руку в карман куртки, она достала билет, купленный ею сегодня в кассе, и стала крутить его, не замечая этого.
В этот момент у неё зачесалось в носу. Аккуратно скрутив билетик в тонкую трубочку, она засунула его поочерёдно в одну и другую ноздринку и стала там ковырять, погружённая в свои мысли, не замечая сего процесса. А потом просто выкинула его в приоткрытое окно.
На очередной станции электричка остановилась, и в вагон, вместе с пассажирами, вошла контролёр.
— Проверка билетов. Приготовьте билетики, — сказала контролёр и подошла к женщине. — Ваш билетик…
— Сейчас, — сказала женщина.
Она точно помнила, что положила его в карман куртки. Но сунув в него руку, была удивлена, не обнаружив там билета. Сначала женщина удивилась и, открыв дамскую сумочку, стала искать в ней.
Кондуктор ждала. А билетик не находился.
— Да где же он? Как сквозь землю провалился…
— А вы его вообще покупали?
— Да, я точно помню, что покупала билет в кассе.
Она продолжала искать билет в сумочке, вытряхнув её содержимое на сиденье. Губная помада, зеркальце, расчёска, носовой платочек, кошелёк, пилочка для ногтей, несколько леденцов, сотовый телефон, пара пакетов — лежали рядом, а билета не было среди вещей. Тогда женщина, убрав всё на место, стала выкладывать всю мелочь из кармашков больших сумок, но и среди них билетика не оказалось.
Женщина уже стала волноваться. Учащённо забилось сердце, лоб покрылся испариной. «Сейчас ещё и оштрафуют», — подумала она.
— Ну, я его покупала, — она развела в отчаянии руками, укладывая всё назад.
— Ладно, — сказала кондуктор, — я вижу, что вы нормальная женщина, и верю вам. Верю, что билетик был.
В это время с соседнего сиденья подал голос молодой человек. Она подняла голову и посмотрела на него. Это был тот самый парень, который покупал перед ней билет.
— Женщина, — обратился он к ней, — у вас был билетик. Вы его достали из кармана куртки, крутили его, не замечая этого, потом свернули в тонкую трубочку и стали ковырять им свой прелестный носик. А потом выкинули в окошко.
— Что? — удивилась она.
— Да, — ответил молодой человек, кивнув при этом.
Кондуктор улыбнулась, не стала выписывать штраф, и пошла дальше по вагону. Женщина успокоилась и вновь стала смотреть в окно. Мимо проносились поля, реки и лес. А мысли о встрече с любимыми детьми вновь овладели ею.

8 апреля 2012 г. г. Лепель. Беларусь

Солнце садилось за горизонт, его лучи падали на соседний дом, окрашивая его багряными красками. Андрей подъехал на инвалидной коляске к окну и стал смотреть во двор, следя за иг-рой птиц, слушая крики мальчишек, наблюдая закат. Вот и закончился очередной день, похо-жий на все остальные дни. Молодой человек тяжело вздохнул, но тут же улыбнулся, увидя, как маленькая девочка лет трёх шагала по лужам, не обращая внимания на замечания мамы.
Андрею Скворцову было двадцать три года. Круглолицый, с большими голубыми глазами, добрыми и полными жизненным оптимизмом и неугасаемой энергией. Прямой нос, полные губы, постоянно сжаты, но всегда готовы растянуться в улыбке.
Андрей с детства рос подвижным, любопытным и любознательным мальчиком. Ему инте-ресно было всё. Как и большинство мальчишек, он лазил по деревьям, гонял голубей и кошек во дворе, играл с друзьями в футбол летом или хоккей зимой.
Учёба давалась, на удивление, легко. Больше всего, Скворцову нравились уроки литера-туры и истории. Он сам научился читать ещё в шестилетнем возрасте. Читал много и с большим интересом. В других науках Андрей так же хорошо ориентировался и много знал и часами мог говорить на любую тему с кем угодно.
Мечтая о карьере военного, Андрей никогда не думал, что ему, здоровому и крепкому парню, придётся сесть в инвалидную коляску. Но судьба распорядилась по-своему. Окончив школу, молодой человек не стал «косить» от армии, а пошёл служить. Ему оставалось почти ничего до дембеля, но в это время с новой силой разгорелась война в Чечне. Роту, в которой служил Скворцов, направили на Кавказ. Всё было хорошо. Но в одном из боёв Андрей Скворцов получил ранение в спину, Пуля задела крестцовый отдел позвоночника. Врачи сделали несколько операций, извлекли пулю, но родителям сказали сразу, что их сын не сможет больше ходить.
Первое время Скворцову мир казался серым, жизнь потеряла смысл, казалось, всё закон-чилось, хотелось умереть. Целыми днями молодой человек оставался наедине со своими мыс-лями. В комнате, рядом с кроватью стоял телевизор на тумбочке, но Андрей его не включал. А зачем? Для чего? Иногда приходили друзья, но он их не замечал и, вообще не хотел их видеть.
Так прошло два года. И не смотря на серость будней, друзья приходили к нему. А одна-жды им удалось всё-таки вывести Андрея на прогулку. Вначале прохожие и бабки на лавочке смотрели вслед группе молодых людей, а сидевший в коляске Скворцов, чувствовал себя нехо-рошо. Он ощущал на себе множество взглядов, от которых веяло холодом, каким-то презре-нием. Но постепенно эти ощущения проходили. Мир вновь приобретал свои прежние краски. И пусть жизнь изменилась, но она продолжалась.
Прошёл ещё год. Несмотря на своё нынешнее положение, Андрей старался всем и во всём, что умел, помочь. Никому не отказывал. Наверно, поэтому, у него было много друзей среди здоровых людей. Со многими, кто не бросил его в трудную минуту, он продолжал общаться.
Чуть повернув голову в сторону, молодой человек увидел, как к их дому приближалась группа: двое парней и три девушки. Это были друзья Андрея. Они приходили к нему почти каждый день, пили чай, болтали о разных вещах, даже спорили, иногда.
Молодой человек не успел отъехать от окна как раздался звонок в дверь.
— Открыто! — крикнул он въезжая в прихожую.
Дверь открыл Витёк, высокий, рыжеволосый парень с чистым, овальным лицом, голу-быми, озорными глазами. За ним вошли: Ольга, Ирина, Дарья и Славка.
— Привет! — поздоровались они.
— Привет, — ответил Андрей. — Я вас и не ждал сегодня.
— А мы вот решили заглянуть, — Ольга протянула коробку с тортом Андрею, который они купили по пути. — Вот, держи. И пошли чай пить.
— Проходите, — пригласил Андрей и поехал на кухню, в которой мама, Екатерина Вла-димировна, уже ставила чайник на плиту.
Андрей поставил торт на стол, достал нож, разрезал верёвку и открыл его.
— Ух, ты! — воскликнула Дарья. — Какой тортик! — она попыталась дотронуться до шо-коладной бабочки, но её рука была остановлена на полпути лёгким ударом ладони Витька.
Зная привычку Дарьи, страсть к шоколаду, Витёк не захотел, чтобы девушка нарушила красоту композиции.
— Ребята, вы идите в комнату с Андреем, а я потом принесу вам чай, — сказала Екатерина Владимировна.
Но девушки запротестовали и сказали, что они помогут Екатерине Владимировне. Жен-щина не стала с ними спорить.
Молодые люди отправились вместе с Андреем к нему в комнату, а девушки остались на кухне (до ребят долетал их звонкий смех). В комнате они приготовили журнальный столик, убрав с него книги.
— Ого! — удивился Славка, беря одну из книг, — стихи Евтушенко! Интересно.
Славка был ровесником Андрея. Среднего роста, с курчавой копной волос, широким лбом, овальным чистым и светлым лицом, серыми и большими глазами, полными доброты и теплом. Большой нос немного свёрнут в сторону. Пару лет назад в уличной драке его сломали. Тонкие волевые губы и такой же подбородок резко подчёркивали черты лица. Он раскрыл книгу и прочёл вслух:

«Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходи,
а ходят в праздной суете
разнообразные не те»

— Славка прочитал стих до конца и, закрыв книгу, положил её на стол возле компьютера. Он и сам любил, удобно расположившись в кресле или на диване, почитать хорошую книгу. И, зная пристрастие Андрея к хорошим книгам, всегда помогал приобрести то, что заказывал его друг.
Вскоре девушки принесли чай и торт, разложенный уже по тарелочкам. Всё это было поставлено на столик, а молодые люди расположились вокруг него.
— Андрей, — сказала Ольга, — скоро ж твоя днюха. Как думаешь отметить?
— Да, как? — подхватила Ирина.
— Пока не знаю, — ответил молодой человек, отправляя очередной кусочек торта в рот и делая глоток.
Все посмотрели на Андрея. Тот, пережёвывая кусочек торта, смотрел на своих друзей.
— А что вы на меня так смотрите? — спросил он.
— Не, ну, надо же как-то её отметить, — сказал Витёк, смеясь.
— Надо.
— Ну, вот…
Андрей молчал.
— Так как? — не унималась Ольга.
Андрей продолжал молчать.
— Кому ещё торта? — спросила она, видя пустые тарелочки. Ребята согласились.
Больше никто не спрашивал Скворцова о его дне рождении. Разговор перевели на общие темы. Говорили, в основном, о литературе, музыке и кино. Кого-то хвалили, кого-то ругали, но всегда сходились в одном, что современное искусство, в любом его виде, большая дрянь.
Съев торт и выпив по три чашки чая, друзья попрощались с Андреем.
— Так что ты намерен делать со своим днём рождения? — спросил Витёк молодого человека.
— Дома, наверно, — ответил тот, пожимая всем руки.
На том и расстались.
Андрей поехал к себе. За окном уже было темно. Город зажигал фонари. Зашторив окно, он пересел с инвалидного кресла на диван и включил телевизор. Пощёлкав каналы, остановился на канале «Русский спорт». Как раз в это время по нему показывали прыжки с парашютом. Скворцов стал смотреть.
В объектив телекамеры попал спортсмен, который только что приземлился и собирал парашют. Ведущий за кадром прокомментировал этого участника соревнований, а камера уже показывала самолёт, летящий на высоте три тысячи метров над землёй. Из открытого проёма выпрыгивали спортсмены один за другим. Несколько секунд они находились в свободном падении, а потом дёргали кольцо и купол парашюта раскрывался.
Очарованный увиденным, Андрею стало грустно.
«Как жалко и обидно, что я сижу в этом инвалидном кресле и не могу ничего делать. Люди прыгают с парашютом, а я даже на улицу без посторонней помощи не могу выйти. Эх! — подумал Андрей. — Да, чтобы прыгать, надо быть здоровым. Хотя… Стоп! — вдруг возникла новая мысль, — А чем я хуже них? И я прыгну. Я смогу!»
Выключив телевизор, он лёг спать и уснул. Скворцову снился сон, в котором он летал, парил над землёй. А на следующий день молодой человек сообщил своим друзьям, какой подарок он желает получить на свой день рождения.
— Что?! — удивился Витёк, — ты с ума сошёл!
Он был первый, кому Андрей сообщил эту новость.
— Нет. Я так решил, — ответил Андрей.
— Нет, Андрюха, ты спятил. Ты, конечно, меня извини, но посмотри на себя вначале. Ты просто не сможешь прыгнуть чисто физически.
— Нет, Витя, я смогу! И не отговаривайте меня! — отрезал Андрей и положил трубку.
Все друзья, кому Андрей звонил, были шокированы и отговаривали его от безумной идеи, но их доводы не смогли переубедить молодого человека, он остался при своём решении.
До дня рождения оставалась неделя.
— Что же будем делать? — спросил Витёк собравшихся через час после разговора с Андреем у него на квартире ребят.
— Это безумство, — сказал Славка, попивая сок.
— Согласны, — ответили Ольга, Ирина и Дарья.
— Но его не отговоришь. Он упёртый, — Ольга, сидевшая рядом с Витей, закинула ногу на ногу и обняла руками коленку.
— Это точно, — вздохнул Витёк.
Помолчали немного.
— Ладно, — Витёк ударил легонько ладонью по коленке Ольги, за что получил удар под рёбра в бок, — я позвоню в аэроклуб и всё узнаю.
На том и решили. Виктор тут же взял телефон и позвонил в аэроклуб и рассказал о желании своего друга. Ему что-то долго объясняли, на что он только кивал головой и говорил односложными фразами. Разговор длился минут десять. Закончив его, Витёк передал всё, что ему сказали по поводу прыжка Андрея.
— Вот что мне сказали, — набрав воздуха в грудь, он с шумом и коротко выдохнул его, —ничего сложного нет. Такие прыжки не редкость во всём мире. Сама подготовка занимает несколько минут. Мне сейчас рассказали, как готовят инвалидов, которые хотят прыгнуть с парашютом. Прыгают с инструктором в так называемом тандеме. Инструктор надевает специальный тандемный парашют, пристёгивает прыгающего с ним человека на все ремни и карабины, а ноги обматывают скотчем. Ну, и экипировка соответствующая: шлем, очки, комбинезон и специальные жёсткие ботинки, которые прочно фиксируют стопы и голенища ног.
— Так Андрей сможет прыгнуть и никаких проблем не будет? — с каким-то волнением спросила Ирина?
Витёк кивнул.
— Мальчики, но это же безумие… — пыталась убедить в этом всех Ирина.
— Да пусть прыгает, — Славик махнул рукой. — Всё равно его не переубедить. Интересно, а родители у него знают об этом?
— Вот, блин. Только этих переживаний и не хватало Екатерине Владимировне! — досадовал Витёк.
Все смотрели на Витька. Но тот молчал, а потом только развёл руками в недоумении. Расходились в молчании. Каждый думал о задуманном прыжке своего друга, как о дурацкой и глупой затеи. Друзья не верили в то, что Андрей Скворцов может прыгнуть.
Как только все ушли, Витёк позвонил Скворцовым, но Екатерины Владимировны дома не оказалось. Не сказав Андрею, для чего ему понадобилась его мать, молодой человек положил трубку. Он и не представлял себе, что женщина согласиться с желанием и поддержит сына.
А вечером того же дня Андрей сам рассказал матери о том, какой подарок он хочет на день рождения. На это Екатерина Владимировна сказала, посмотрев на него:
— Прыгай. Я верю в тебя. У тебя всё получиться.
Когда же друзья Андрея узнали, что Екатерина Владимировна не только не отговорила сына, но и поддержала, то были шокированы. Спорить и отговаривать не имело смысла. И тогда они стали всячески помогать Андрею: купили костюм, ботинки и тёплые перчатки. Ведь на высоте нескольких километров температура снижается, ветер бьёт в грудь и лицо в первые минуты, пока инструктор не дёрнет за кольцо и парашют не раскроется. Витёк договорился с инструктором в аэроклубе, сказав, что это подарок его лучшему другу, который прикован к инвалидному креслу.
Накануне дня рождения к Андрею пришли все его друзья и как обычно принесли торт к чаю. Девчонки стали помогать Екатерине Владимировне, а парни прошли вместе с Андреем в его комнату. Помимо торта, Славка пришёл с огромным пакетом в руках. Положив его на стол, он извлёк из него четыре книги.
— Ого! — Андрей был потрясён и удивлён. — Где ты их нашёл?
— В одном из книжных магазинов, — ответил Славка. — Что, не ожидал?
— Честно. Нет.
Перед Андреем лежали книги со стихами Мальдештама, Заболоцкого, Николая Гумилёва и Ильи Резника, современного поэта-песенника. Он их брал в руки с каким-то трепетом, осторожностью, словно они могли рассыпаться, а в его глазах тут же загорелась страсть. Андрею захотелось поудобнее сесть, раскрыть одну из книг и начать читать. Но поборов в себе это чувство, спросил:
— Сколько я тебе должен?
— Нисколько, — отрезал Славка, — это тебе подарок ко дню рождения. Хотя заранее не поздравляют, но я решил подарить тебе эти книги сегодня.
— Спасибо, — поблагодарил Андрей друга.
— А остальные подарки завтра, как положено, — сказал Витёк.
Екатерина Владимировна и девочки принесли чай и торт на тарелочках. Удобно расположившись, ребята стали пить и беседовать. Разговор зашёл о предстоящем прыжке.
— Ну, что, Андрей, готов к прыжку? — спросила Дарья, отправляя кусочек торта в рот. — Не раздумал?
— Готов и не раздумал. Да и воспитали меня, привив правило — не отступать. Так и в Чечне было. Особенно в последнем моём бою. Если бы отступил, погиб бы. Командование дало задание проверить одно место. По сведениям разведки там находились боевики. Послали нашу роту, Мне и ещё пятерым товарищам сказали прикрывать. На подходе к месту завязался бой. Откуда вели огонь, установили быстро, начали отвечать, вызвали подмогу. Пока её ждали, медленно, но продвигались вперёд, — Андрей сделал глоток. Друзья молчали и внимательно слушали рассказ. О своём ранении молодой человек говорил впервые. — Где-то в засаде сидел снайпер. Его месторасположение тоже определили легко. Уничтожили из гранатомёта. А тут и «вертушки» прилетели, гасить начали. Мы, под прикрытием их всех уничтожили. Когда зачищали, в меня из-за укрытия, которое мы не увидели, и шмальнули в спину. Я только в последний момент засёк движение каким-то чутьём и прыгнул в сторону. Прыгая ответил огнём и достал чеха. А если бы ещё мгновение колебался, то не сидел сейчас здесь и не пил бы с вами чай.
Андрей закончил рассказ. Ребята молчали. Молчал и рассказчик. В комнате долго стояла тишина. Никому не хотелось нарушать её. В чашках давно остыл недопитый чай.
— Я пойду, поставлю чайник, — прервала молчание Ольга и направилась на кухню.
— Да… — вздохнул Славка и стал говорить о литературе. Говорить о завтрашнем дне не хотелось.
Ольга принесла горячий чайник и все принялись пить горячий чай, споря о литературе, новых книгах, что нравится, а что нет. Но все соглашались в одном, большинство современных авторов бездарные, ставшие известными не за счёт хороших книг, а за счёт помощи спонсоров люди. Уходили поздно, когда уже было поздно.
Почитав перед сном принесённые Славиком книги, Андрей уснул. Он не испытывал никакой тревоги и никакого страха. Уверенность в то, что всё получится и будет хорошо, придавали слова Екатерины Владимировны и постоянная внутренняя сила. Откуда она возникала, не мог сказать даже Скворцов.
Проснувшись в восемь часов утра, молодой человек немного полежал, повернув голову в сторону окна. На небе он не увидел ни облачка. «Это хорошо», — подумал он и улыбнулся. В комнату, сквозь открытое окно проникали голоса птиц. Они бодрили своим пением дух и побуждали к действию.
Полежав ещё немного, Скворцов стал собираться. В это время раздался телефонный звонок. Звонил Виктор.
— Ты уже встал? — спросил он после приветствия. — С днём рождения, именинник! — Витёк поздравил Андрея, пожелав здоровья, любви, удачи и успехов. — Я скоро буду, помогу собраться.
— Благодарю. Хорошо, жду, — ответил Андрей.
Витёк, как и обещал, заехал за Андреем и Екатериной Владимировной, помог собраться. Во время сборов пришли остальные друзья, принесли подарки и поздравили виновника торжества. Сказали много тёплых и хороших слов.
— Главное, Андрюха, здоровье, — произнёс Славка, — а всё остальное ерунда.
— Да? А как же прекрасное чувство — любовь? — поинтересовалась Дарья.
— И любовь тоже важна, но только после здоровья. Когда человек болен, ему ничего не надо, — заключил Славка.
— Эй! Спорщики… Вы чего? — вмешался Витёк в разговор. — У человека день варенья, а они выясняют, что важнее. Сегодня день варенья важнее.
Все утвердительно закивали головами.
— То-то же. Пора ехать, — сказал Витёк, посмотрев на часы.
Андрея ребята вывезли на улицу, посадили в машину, сели сами и отправились на аэродром. Там их уже ждали. Вместе с сыном и его друзьями ехала и Екатерина Андреевна. И, хотя она не выдавала своего волнения, которое присутствовало в ней, всё же женщина переживала за Андрея.
Солнце стояло высоко. Оно тоже, как и Андрей с друзьями, словно радовалось тому важному событию, которое должно было произойти вскорости. Пока ехали, шутили, планировали, как будут отмечать день рождение после.
По прибытию на место, Андрея Скворцова зарегистрировали. Заполнив необходимые документы, он стал готовиться к прыжку. Ему помогли добраться до раздевалки, в которой обычно переодевались спортсмены. Там инструктор, с которым Андрею предстояло прыгать, надев на себя тандемный парашют на себя, пристегнул ремнями молодого человека к себе, При этом объяснил, как нужно вести себя в свободном падении.
Проверив ещё раз всё основательно, инструктора и Андрея перевезли в самолёт. Мать и друзья остались на земле наблюдать за прыжком сына и друга. Теперь никто из них не скрывал своего волнения.
Взревели моторы, ещё минута-другая и машина покатилась по взлётно-посадочной полосе, взмыв в небо и набрав скорость. Уже в салоне самолёта, когда поднялись на высоту трёх тысяч километров, помощники специальным скотчем прикрепил ноги Андрея в области лодыжек к ногам инструктора, чтобы те не болтались и не мешали. Пилот показал, что можно прыгать.
— Готов?! — прокричал инструктор.
— Готов! — так же ответил Андрей.
Надели шлемы, специальные очки и перчатки. Инструктор дал знать, что готовы, помощники открыли дверь самолёта, помогли дойти до неё… и… инструктор толкнул себя с Андреем вон из салона.
В первое мгновение мягкий, но показавшийся холодным ветер ударил в лицо, обжёг щёки губы и подбородок, дезориентировав при этом, дыхания вообще не было, но Андрей сделал так, как говорил инструктор, и всё пришло в порядок. Захотелось посмотреть по сторонам и вниз. И насколько хватало обзора, можно было видеть облака. Вот они… Совсем рядом… Казалось, можно оседлать их, как в том мультфильме, где ёжик, медвежонок и зайчик катались на облаках и пели песенку. Вспомнилась и песенка, захотелось запеть, но скорость свободного падения и ветер, бьющий в лицо, не давали этого сделать
Приближаясь к земле, горизонт светлел, можно было разглядеть не только аэродром, но и большую территорию за его пределами. Леса, ленты дорог и рек, озёра, казавшиеся лужами с высоты. Люди и предметы вокруг них настолько были малы, что казались точками, мелькающие как мушки перед глазами, но с каждым метром росли в размерах.
Инструктор дёрнул за кольцо, когда до земли оставалось меньше километра. Парашют с шумом скользнул из рюкзака и раскрылся над головами прыгающих. Вначале Андрей не понял, что с ним произошло. Ему показалось, что он оглох. Но на самом деле наступила тишина: рёва самолёта не было слышно, ветер пропал. Теперь можно было в полной мере насладиться полётом и рассмотреть всё вокруг.
И Андрей наслаждался. Ему казалось, что у него за спиной выросли крылья, словно он птица, парящая в небе, современный Икар. Возникло какое-то ощущение непонятного, непередаваемого и невероятного восторга. Тело наполнилось лёгкостью. Если бы его спросили в этот момент: «Счастлив ли ты, Андрей?» ответил бы: «Да».
— Красотища какая… — сказал Андрей.
— Да, красота, — ответил инструктор
Андрей посмотрел вниз, туда, где находились его друзья и мама, и увидел как они, подняв высоко головы, смотрели на него, махали руками и что-то кричали. И от этого ему стало ещё радостнее.
Прошло ещё несколько минут, инструктор коснулся ногами земли, твёрдо упёрся ими и упал вместе с Андреем на спину. К ним тут же подбежали помощники и помогли освободиться от парашюта и ремней с карабинами, чтобы они не успели запутаться. Они поздравляли Андрея с его первым прыжком и днём рождения.
Друзья подкатили коляску, посадили в неё Скворцова.
— Ну, как? Как ощущения? — спросила Ольга.
— Супер!!! Нет слов, чтобы передать всё, что я испытал, — ответил Андрей, улыбаясь.
— Молодец! Поздравляю! — Витёк пожал руку другу.
— И я поздравляю, — Славка последовал примеру Витька.
— Мы все тебя поздравляем, — сказала Дарья и поцеловала Андрея в щёку.
— Спасибо вам всем. Спасибо, что помогли осуществить мою мечту.
Окружив сидящего в коляске инвалида, друзья и мать весело разговаривали и шутили. Витёк взялся за ручки и покатил коляску с Андреем к машине, остальные последовали за ними.
— Что теперь будем делать, именинник? — спросил Славка.
— Теперь едем к нам отмечать день рождения. Подарок я уже получил, — ответил Андрей.
— Поехали, — подхватили все, сели в машину и направились домой.
Пока ехали, Андрея засыпали вопросами: а как?… А что?…
— Я вот всё спросить хочу, — сказал Витёк, — Андрей, когда ты прыгал, страшно не было?
— Абсолютно нет. Вначале прервалось дыхание, потому что поток встречного воздуха бьёт тебе в лицо, даже дезориентируешься в пространстве. Но потом всё в норму приходит. Объекты и люди такие маленькие, как муравьи, всё кажется большим муравейником. Но когда смотришь сверху на землю, видишь такую красоту: леса, реки, поля, озёра, — всё, как на картине, написанной художником. И вот ты видишь эту красоту и думаешь: «И эту-то красоту мы губим. Засоряем мусором и отходами. Не лучше ли делать наоборот…». А когда парашют раскрылся, ты просто болтаешься, как сосиска и приземляешься медленно.
— И всё? — удивился Виитёк.
— Всё.
— Я бы, наверно, испугалась и в штаны наделала,— сказала Ирина.
— А мы все за тебя переживали, стоя на земле. Даже Екатерина Владимировна не скрывала волнения, — убедившись, что на встречной полосе нет машин, Витёк пошёл на обгон, — а он: «Болтаешься, как сосиска…».
— Это правда, — сказала Екатерина Владимировна. — Но я была уверена, что Андрей справится и у него будет всё хорошо.
— Он молодец! — воскликнула Ирина и обняла Андрея.
Улыбки озарили лица сидящих.
Вскоре машина остановилась возле дома. Пассажиры её вышли из неё, помогли выйти Скворцову и направились в подъезд. Войдя в квартиру, Екатерина Владимировна и девчонки, сняв обувь, быстро прошли на кухню и стали хлопотать над приготовлением праздничного обеда, а ребята вначале прошли к Андрею, а потом стали помогать накрывать стол. Всё было сделано в лучшем виде, а главное быстро. И уже через полчаса все сидели за столом и поздравляли виновника торжества. Андрей сидел во главе стола и принимал поздравления. Гости говорили ему много хороших и тёплых слов, а он улыбался им в ответ и благодарил.
В очередной раз Витёк наполнил все бокалы, кроме своего, шампанским, себе налил сок. Ирина подняла свой, за ней последовали остальные, и сказала:
— Андрей, уже много тебе было пожеланий от всех нас, твоих друзей и твоей мамы, Екатерины Владимировны. Что же касается меня, то я скажу вот что. Конечно, прежде всего, я тебе желаю крепкого здоровья, удачи, любви и успехов во всём. Пусть твои желания сбываются всегда. А теперь, то что я скажу, касается всех нас, кто присутствует здесь и всех, кого здесь нет и не будет, потому что это все люди в целом.
— Всех нас? Это интересно! — послышались восторженные голоса.
— Да, всех. Когда мы были сегодня на аэродроме и смотрели прыжок Андрея, я подумала, вот человек, который прошёл так называемую горячую точку, получил ранение и теперь всю жизнь проведёт в инвалидном кресле, не поставил на своей жизни крест, а наоборот, стремиться брать всё от этой жизни. Захотел прыгнуть… появилось такое желание… почему бы и нет. И Андрей это сделал. Да, без помощи друзей и других опытных специалистов он бы этого не сделал. Но благодаря желанию, стремлению осуществить свою мечту и помощи других у него это получилось. А мы, имеющие здоровые руки и ноги, ничего не умеем, не желаем, а главное, не хотим ничего добиваться, не стремимся ни к чему. Мы просто привыкли к тому, что нас кормят «жвачкой» с экранов телевизоров и в Интернете и радуемся этому, можно сказать, гордимся этим. А что мы сделали полезного в итоге? Ни-че-го, — последнее слово Ирина намеренно растянула и произнесла, делая паузу.— Вот с кого надо брать пример. С таких людей, как Андрей, а не с Димы Билана, Жанны Фриски и им подобных. И не строить себе кумиров с Гарри Поттера и другой всевозможной хрени, вытирая мокрые от слёз глаза, переживая за тех, вымышленных и придуманных героев, а самим делать то, чему ещё можем научиться. За тебя Андрей!
Ирина выпила шампанское и посмотрела на друзей. Никто не сделал и глотка, все смотрели на девушку, которая только что сказала такое, что никак не могло быть понято в данную минуту правильно и понято вообще.
— Ты сама-то поняла, что сказала? — спросил Славка, выпивая шампанское.
— Да, а что?
— А вот мы не совсем поняли, — вступила в разговор Ольга.
— Да, тут без стакана не обойтись, — Славка взял на вилку немного салата и отправил его в рот. — Андрюха, а ты понял, что сейчас сказала эта мадемуазель?
— Да, — ответил тот.
— Нет, ну вы совсем…
— Да что вы спорить начинаете… — поморщилась Дарья, — давайте лучше танцевать.
— О, давайте, — подхватила идею Ольга, — Андрей, включай центр.
По квартире разлилась приятная, быстрая и весёлая музыка. Гости, встав из-за стола, окружили Андрея и стали танцевать. Сидя в инвалидной коляске, тот стал двигаться, насколько это ему удавалось, в такт мелодии.
Быструю музыку сменила медленная. Ольга стала в пару с Виктором, Ирина — со Славкой, Андрей отъехал в сторону, Ирина, оставшись одна, отошла от танцующих к нему. Они смотрели, как те танцуют и тяжело вздыхали, но не долго.
— Может, и мы потанцуем? — предложила девушка.
— Мы? — Скворцов удивлённо посмотрел на неё.
— Ну, да. А чего?
— Не, ну, как-то… — замялся молодой человек.
— Давай, давай!
Ирина настаивала, но Андрей сопротивлялся. Наконец уступил. И пока звучал медляк из динамиков центра, они танцевали. Одной рукой он, взявшись за обод, поворачивал коляску, а другой держал девушку за руку. Она кружилась вокруг него, что-то говорила и смеялась в ответ на его шутки. Всем было хорошо и весело. Блеснула вспышка. Это Славик, достав «мыльницу», сделал фотографию Ирины и Андрея танцующих.
— Класс! — воскликнул он, — здорово смотритесь.
Он показал снимок друзьям. Те, увидев фото, стали восхищаться ею. Фотография и вправду получилась отличная. Натанцевавшись и нафотографировавшись, стали пить чай с тортом.
Город давно зажёг огни, когда друзья стали расходиться с праздника. На прощание Андрею снова желали здоровья, счастья, любви, успехов и удачи. А он, проводив друзей, подъехал к открытому окну в своей комнате и стал смотреть на освещённую фонарями улицу. В комнату ворвался лёгкий, свежий ветер, в соседних домах гас свет в окнах, где-то проезжали одиночные машины, четыре фигуры, помахав смотревшему из окна на них молодому человеку, сели в машину и уехали.
Двор окончательно опустел. Андрей смотрел на него, вспоминал прошедший день, день своего рождения. Но особенно ему вспоминались прыжок с парашютом и друзья, которые помогли осуществить его мечту.

28 июля 2012 г. Лепель—Немирово—Лепель. Беларусь.

Зимой Павлику Кораблеву снилось лето. Зеленый луг, ромашковое поле, одуванчики возле дома, конь, гуляющий в поле — все это он видел в своих снах.
С наступлением летних школьных каникул Павлик Кораблев уехал отдыхать в деревню к бабушке и дедушке вместе со своими родителями. Павлик любил проводить лето в деревне.
Наступил новый день. Солнечный и жаркий. На небе не было ни одного облачка.
Павлик проснулся около восьми часов утра. Сев на кровати, сделал утреннюю гимнастику, согнав с себя сон. Заканчивал Кораблев гимнастику отжиманием от пола на кулаках.
Упершись одной рукой о спинку кровати, а другой Павлик оперся о саму кровать и столкнул себя на пол. Посидев немного, перевел дух, давая отдохнуть рукам, он перевернулся на живот и стал отжиматься от пола на кулаках. Эту процедуру Кораблев Павлик проделывал ежедневно.
Закончив гимнастику, Павлик восстановил дыхание, сел в кресло и поехал на улицу принимать водные процедуры. В доме не было высоких порогов, поэтому выезжать было хорошо и удобно. Подкатив кресло к умывальнику, дедушка повесил его специально для Павлика так, чтобы тому было удобно, Павлик умылся холодной водой.
— Брр…, Павлик, не могу смотреть на тебя, — сказала бабушка. — У меня мурашки по спине бегают, глядя на тебя. И как ты только это делаешь?
— А ты, бабушка, не смотри, тогда и мурашки не будут бегать, — нашел, что ответить мальчик.
— Ну, ладно, ты закончил умываться?
— Да.
— Пошли, поешь. Я сегодня блинов напекла.
— А где мама с папой?
— С утра на рыбалку уехали.
Павлик поехал за бабушкой в дом. В гостиной на столе стояла большая тарелка с блинами.
— Ты с чем будешь? С маслом или с вареньем? — спросила бабушка, открывая холодильник.
— Мне, пожалуйста, и то и другое и можно без хлеба, — ответил внук.
Бабушка достала из холодильника масло и варенье и поставила на стол.
— Это что? — спросил мальчик, игриво удивляясь.
— Это как ты и просил, — ответила бабушка, — масло и варенье без хлеба.
— А с чем вкуснее? — спросил мальчик, но глаза его весело блестели.
— С хреном, — приняла игру бабушка.
— Правда? — ломаясь, спросил мальчик, но тут же сказал вполне серьезно. — Ба, давай варенье. С ним вкуснее.
— Ах, ты, негодник, — махнула на него бабушка и засмеялась, — я его серьезно спрашиваю, а он тут ломается.
— Я не ломаюсь, я шалю. Когда я сломаюсь, меня к врачу повезут. Он починит меня.
— Ой, ешь лучше, — махнула рукой Екатерина Михайловна.
— Я ем, — сказал Павлик, скручивая блин в трубочку и макая его в варенье. — А где дед?
— Пошел лекарство на зиму заготавливать.
Дед Павлика каждое лето ходил и собирал лечебные травы, а потом сушил их на чердаке, чтобы не только зимой, но и в любое время года делать чаи, отвары или настойки для лечения. Вся деревня ходила к деду Игнату лечиться. Потому что он понимал толк в травах и в том, как применять ту или иную травку в лечении.
Павлик позавтракал, и выехал во двор. Огороженный забором дом вместе с садом и двором был чист и ухожен. За этим строго следил дед Игнат. Мальчик заехал в тень, которую создавал большой и ветвистый клен. Его верхушка уходила далеко в небо. Рядом с деревом стояла беседка, построенная дедом и отцом мальчика. Очень часто, особенно в жаркие дни и после бани, приятно было сидеть в ней и пить чай. Посередине стоял столик.
Поставив коляску на тормоз, Павлик раскрыл книгу и стал читать. В руках он держал томик стихов Лермонтова. И уже в который раз перечитывал стихи любимого поэта.
В это время к ним во двор заглянул соседский мальчик Коля двенадцати лет. Красивый высокий паренек. Волосы белые закручены так, что он их не мог расчесать, как сам признавался. Лицо круглое, светлое и чистое, серые глаза излучали тепло. На щеках играл здоровый румянец. Коля был веселым и добрым мальчиком. Таких теперь не везде можно увидеть.
— Привет, читатель! — радостно воскликнул Коля, входя во двор и протягивая Павлику руку для пожатия.
— Привет, — ответил на рукопожатие Павлик. — Как дела?
— Нормально. Вечером с пацанами на рыбалку собираемся. Уже и удочки приготовили. Осталось только червей накопать.
— А мои родители с утра пошли.
— Знаю. Вчера твой папка приходил к моему, спрашивал лодку на сегодня.
Мальчики немного помолчали. В это время на улицу вышла бабушка.
— Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — поприветствовал Коля бабушку Павлика.
— Здравствуй, Коля. Ты в гости?
— Да, шел мимо, увидел Павлика с книгой и решил зайти, поздороваться и проведать друга.
— Чай будешь? Заварила недавно, — спросила Екатерина Михайловна.
— Спасибо, немного, — ответил мальчик.
Коля и Павлик Кораблев действительно были друзьями. Коля Миронов часто заходил во двор и домой к Екатерине Михайловне и Игнату Терентьевичу. Иногда пил чай вместе с другом и его бабушкой и дедушкой. А иногда даже спорили на разные темы.
Бывали у них и другие ребята, приезжавшие на лето к своим бабушкам и дедушкам в гости.
Это теперь так, а раньше, лет пять назад, все было иначе. Никто не приходил к Павлику Кораблеву и не разговаривал с ним. Ребята, приезжавшие на каникулы, проходили мимо дома Кораблевых. Никто не обращал внимания на мальчика, сидящего в инвалидном кресле и читающего книгу. Только соседи да односельчане пройдут мимо, посетуют. В разговорах между собой перебросятся парой фраз, мол, у стариков Кораблевых внук инвалид, не ходит, сидит в коляске целыми днями, книжки все читает.
Но все изменилось в прошлом году, когда произошел один случай.

* * *

Однажды во двор к Кораблевым зашел тракторист Степан, чтобы попросить денег в долг на очередной «пузырь». Павлик в это время сидел в своем кресле и вместе с дедом Игнатом разбирал принесенные травы.
Тракторист Степан работал в советское время на тракторе в колхозе, а когда последний распался в середине девяностых годов, как это произошло со многими колхозами того времени, перешел работать на ферму. На ферме зарплату деньгами не платили, а с рабочими рассчитывались бутылками водки. Вот тогда-то и стал пить Степан, как и многие мужики в деревне. И к настоящему моменту он окончательно превратился в алкаша. Лицо его стало землистого цвета от постоянных пьянок, глаза потеряли былой цвет и ничего не выражали. Жил Степан со своей старой матерью, которая и кормила сына тем, что растила на своем огороде. Жена от Степана ушла, как только он стал пить и приходить домой после работы пьяным.
— Здорово, дядя Игнат, — поздоровался Степан, входя во двор.
— Здравствуй, Степан, — ответил дед Игнат.
Павлик тоже поздоровался со Степаном.
— Опять в долг пришел просить? — спросил Кораблев, продолжая сортировать траву.
— Я отдам, дядя Игнат.
— Ты и так мне должен без малого сотню рублей еще с зимы прошлого года.
— Дядя Игнат, дай двадцатку, а потом, как деньги будут, я верну тебе две сотни за место одной.
— Ступай, Степан, попроси у своих друзей в долг, а я тебе не дам, — отрезал дед Игнат и посмотрел в бесцветные, мутные глаза алкоголика зло и холодно.
— Что ты так на меня смотришь, как будто я украл у тебя что-то?
— Не украл, так украдешь. Не у меня, так у соседей или у матери своей.
На этом разговор и закончился. Плюнул Степан, развернулся, процедил сквозь зубы какое-то ругательство и ушел со двора Кораблевых. А дед Игнат только головой покачал.
Закончив сортировку трав, Павлик еще долго сидел в инвалидном крессе и о чем-то думал. Мимо проходили деревенские жители, ребята, приехавшие на каникулы, а Павлик все сидел и думал.
А на следующий день вся деревня узнала, что Степан попал в аварию на своем тракторе.
Ночью он сел пьяным за руль и поехал куда-то из деревни. Фары не горели, потому что тракторист их просто не включил. Его трактор носило из стороны в сторону. На повороте, не справившись с управлением, Степан влетел в овраг, трактор несколько раз перевернуло. В момент удара стекла разбились Крупные осколки попали в ноги тракториста, осколки поменьше врезались в лицо. С первых же минут аварии Степан потерял сознание. Сколько он так пролежал, никто не знал, как и сам Степан.
Его обнаружили утром мальчишки, которые шли на рыбалку. Увидев перевернутый трактор, они подбежали к нему и заглянули внутрь кабины. В ней был Степан, весь в крови и без сознания. Мальчики прибежали в деревню и рассказали о случившемся первому шедшему им на встречу Николаю Романовичу местному мельнику. Тот в свою очередь собрал мужиков, и они вытащили Степана из трактора. Кто-то вызвал скорую помощь, которая отправила его в городскую больницу.
Правду говорят: «Везет дуракам и пьяницам». Степану «повезло» — он чудом остался жив. Провалявшись в больнице полтора месяца, Степан возвратился в деревню. Точнее его привезли на машине принадлежащей ферме. Когда подъехали к дому, где он жил вместе со своей матерью, из машины сначала достали носилки, а потом положили на них Степана и отнесли в дом.
Степан за то время, которое он провел в больнице, очень сильно похудел, щеки впали, лицо осунулось, стало светлым, но говорило об отчужденности. Когда его забирали из больницы, врачи сказали, что ходить Степан больше не сможет. У него раздроблены кости ступни и коленных чашечек, восстановить которые невозможно.
В деревне начали говорить о том, что Степаниде Ильиничне буде тяжело одной теперь, и что Степану так и надо теперь. Мол, допился человек.
Прошло несколько дней, друзья к Степану не приходили. Теперь они стали для него «бывшими». Когда кто-то приходил к ним домой, Степан закрывался в спальне старой, давно выцветшей занавеской. Он не хотел, чтобы его видели. Мужчина стал замкнутым. Ни с кем не разговаривал, кроме своей матери. Теперь он постоянно находился дома.
В последнее время Степан часто плакал, но так чтобы его не видела мать. Особенно ему больно было смотреть, как старушка носила воду домой для питья. Раньше он просто этого не замечал, потому что пил, а когда посмотрел на все это трезвыми глазами, защемило сердце, и Степан заплакал. Хотел, было убить сам себя, да не хватило духу руки наложить.

С того дня, когда Павлик увидел впервые Степана, и произошла авария, прошло много времени. Иногда мальчик вспоминал те события.
Степан уже неделю находился дома.
Утро выдалось Солнечным и жарким. Павлик как всегда начал его с утренней гимнастики, умывания и завтрака. Дед Игнат к этому времени уже сходил за ягодами в лес и принес полную корзинку спелой и крупной черники.
— Дедушка, давай к Степану в гости сходим, проведаем его, — неожиданно для всех сказал Павлик.
— А зачем это тебе понадобилось, Павлик? — удивленно спросил дед.
— Услышал я недавно случайно разговор бабушки и Клавдии Ивановны. Клавдия Ивановна нехорошо отзывалась о Степане. Она говорила, что дядя Степан теперь сидит дома, из дома не выходит, а когда к ним кто-то приходит, прячется. Еще она сказала, что он нелюдимым стал. А еще она сказала, что так ему и надо, пьянице этому. Она сказала, что ей его не жалко. Жалко только его мать — Степаниду Ильиничну, да и то потому, что она старая и больная. Еще баба Клава сказала, что баба Степанида плохо своего сына воспитала.
Услышав это от внука, дед Игнат спросил у своей жены — Екатерины Михайловны:
— Слышь, мать, это, правда, то, что Павлик говорит?
— Правда, Игнат, правда, — ответила Екатерина Михайловна.
— Жаль, я этого не слышал, — сказал дед Игнат.
— Да и не зачем тебе бабские разговоры слушать. Мало ли чего Клавдия не скажет. Ты же ее знаешь, Игнат.
— Наверное, все так в деревне теперь говорят про Степана, — дед Игнат встал с лавки и поставил ее в сенях.
— Говорят. А у нас только говорить и умеют.
— Что, верно, то верно. А Клавка твоя дура, коль так говорит. Она же у нас первая сплетница в деревне. Я не удивлюсь, если окажется, что это она так первой говорить стала. Сам кое-что слышал от мужиков.
Павлик уже попил чаю и, взяв горсть спелой и крупной черники, отправил их себе в рот.
— Давай, Павлуша, собирайся, пойдем Степана проведаем, — сказал дед Игнат и вышел во двор.
В скором времени они шли к Степану. Емельяновы жили через семь домов от Кораблевых. Дома располагались в строгом порядке друг от друга. Расстояние примерно составляло сто метров. Так что путь деда и внука был приличным.
Дед катил коляску с мальчиком по улице и вел с ним разговор. Соседи из праздного любопытства высыпали на улицу и глазели на деда с внуком. Павлик чувствовал на себе взгляды людей. И это ему было неприятно. Но он старался не обращать на это внимание.
— Не обращай внимания, Павлик на них, — говорил дед, замечая тем временем, как их провожают. — Люди не понимают ничего, да и не хотят понимать. Хотят только жить в свое удовольствие по принципу; я никого не трогаю — и вы меня не трогайте.
— А я и не обращаю внимания ни на кого. Просто непривычно немного. Привыкну, ничего, — ответил Павлик.
— Вот и хорошо. Ничего, они тебе еще завидовать будут, внучек. Вон и дом Емельяновых.
Они подошли к тому и вошли во двор. На улице никого не было. Только кот лежал на солнце и дремал. Дед Игнат постучал в дверь.
— Кто там? — послышался голос Степаниды Ильиничны.
Дед Игнат открыл дверь и вкатил коляску с внуком в дом. Их приход был неожиданностью для Емельяновых. Степанида Ильинична сидела на диване и штопала сыновнюю рубашку. Степан лежал в спальне.
— Здравствуй, Степанида, — поздоровался Игнат.
— Здравствуйте, бабушка Степанида, — поздоровался и Павлик.
— Здравствуйте, — ответила старушка. — Зачем пришел, Игнат? — с недоверием спросила Степанида Ильинична.
— Ты только не сердись, Степанида Ильинична, — начал дед, — пришли мы к сыну твоему Степану, проведать его. Узнать как он? Что с ним?
— А как Степушка мой? Буд-то сами не знаете, — отвечала женщина. — Теперь целыми днями на кровати лежит. А ты, небось, за долгом пришел, Игнат. Вон Нюрка позавчера уже прибегала, спрашивала, когда мой Степан ей долг в пятьдесят рублей вернет
Знала Степанида Ильинична, что ее Степан почти всей деревне должен денег. Когда был здоров и пил, назанимал.
— Нет, Степанида, не за долгом. Не возьму я у него ничего. Подумаешь сто рублей, не беда. Тебе они самой сейчас нужнее, — Игнат сел на стул.
— И на том спасибо. Какой теперь работник со Степана. Раньше хоть на тракторе работал. А теперь что? Людей видеть не хочет. Во второй день как приехал, повеситься хотел, да не смог. Плачет он по ночам. Каждое утро подушка мокрая. Друзья — пьяницы были. А как горе такое стряслось у нас, перестали ходить. Он и рад выпить, заглушить горе свое, да нет ничего. И я дальше своего дома не хожу. Теперь из меня ходок плохой. Ноги болят.
Дед Игнат и Степанида Ильинична говорили о своем житье-бытье. Старушка давно заштопала дырку на рубашке сына и сидела на диване, беседуя с гостями.
Павлик слушал их разговор и рассматривал комнату. Она совмещала в себе прихожую, столовую и переднюю комнату. По середине комнаты, ближе к окну, стоял стол. Его окружало четыре стула со спинками. Маленькую кухню с передней комнатой разделяла русская печь. Справа от стола стоял буфет, который давно постарел и потерял свой былой цвет. За его стеклом стояла посуда, половину которой пропил Степан. Возле печи стоял холодильник, купленный Степаном еще в советское время.
Пока разговаривали, Степанида Ильинична время от времени поглядывала на Павлика. С первых минут, как только они пришли с дедом, он ей понравился. Когда их взгляды встречались, старушка понимала, что перед ней сидит умный и добрый мальчик, а не озлобленный на свою жизнь человек.
Неожиданно для Степаниды Ильиничны Игнат Терентьевич попросил у нее разрешения пройти к Степану. Эта просьба взволновала старушку. Как отреагирует на это сын? Ведь он сторониться людей.
— Ты не волнуйся, Степанида Ильинична, — успокоил ее Игнат Терентьевич, — так надо. Сейчас нужно вывести его из состояния, в котором он находиться.
Старушка, подумав, согласилась.
Они втроем вошли в спальню, где лежал Степан. Он посмотрел на мать, на Игната Кирилловича и на Павлика. На девятилетнего мальчика он смотрел долго и пристально, словно оценивал его. В этот момент в мужчине шла борьба чувств. В нем преобладали скованность и неуверенность, а еще он чувствовал себя, по какой-то непонятной причине даже для него самого, в чем-то виноватым перед этими людьми. В первый момент он не мог говорить, что-то мешало ему. К горлу подкатился комок и застрял в нем. Степан силился, но не мог его проглотить.
Помог дед Игнат.
— Здравствуй, Степан, — он подошел к лежащему Степану и протянул руку для пожатия.
— Здравствуйте, дядя Игнат, — Степан замешкался сначала, не зная как ему быть, но потом протянул свою руку.
После этого Игнат Терентьевич возвратился на свое место.
— Здравствуй, Паша, — поздоровался Степан с мальчиком.
— Здравствуйте, дядя Степан.
Они так же обменялись рукопожатием.
— Вот, видите, какой я теперь жилец на белом свете. . Было бы лучше, если бы сразу насмерть. Теперь мне и жить не хочется. Работник из меня никакой. Признаюсь, плохим работником был и раньше. А сейчас все время дома. Эх! — в сердцах произнес Степан и отвернулся. Слезы сами по себе накатывались на глаза. Он не хотел, чтобы это все видели.
Никто не говорил в эту минуту, кроме Степана, понимая, что пришло время, когда человеку необходимо выговориться.
— Мать, вот у меня больная, — продолжал говорить Степан, подавив в себе желание, плакать, — а помогать ей я не могу. Знаю, дядя Игнат, что ты хочешь сказать, — увидел он движение деда. — Мне тяжело сознавать теперь, но я признаю, что я плохой сын. Пил, почти беспробудно, вот и получил свое. Теперь поздно новую жизнь строить.
— Ну, это как посмотреть, — произнес Игнат Терентьевич. — Ты еще молодой. Сколько тебе лет? Напомни.
— Ну, сорок три, а что толку? Что я могу?
— Может быть, ты что-то и можешь. Павлик вон тоже сидит в инвалидном кресле, а пока мелкую работу делает. Но это потому, что он еще немного мал. Потом и более серьезную и сложную делать будет. Так ведь, Павлуша?
— А что, и сделаю. Главное знать, что и как делать, — глаза мальчика оживились и заблестели.
— А мне помниться, — Игнат Терентьевич то же оживился, — ты в юности резьбой по дереву увлекался.
— Помню. Так то когда было то, дядя Игнат? — удивился Степан, не понимая, что от него хотят.
— Рисовать пробовал, что-то плел из лозы. Не забыл еще, как это делается?
— Небось, забыл уж все, — сказала Степанида Ильинична, глядя на сына.
— Вы хотите, дядя Игнат, чтобы я вспомнил то, чем увлекался в юности и попробовал сделать это?
Игнат Терентьевич кивнул.
— Не, — протянул Степан, — у меня не получиться. Да и забыл я многое. Сколько лет уже прошло.
— Забыть, конечно, можно, а вот навыки может, и остались.
Степан посмотрел на Павлика, на его открытое чистое и умное лицо. Их взгляды встретились. Мужчина увидел его теплые и добрые глаза, глаза человека, который не существовал, а жил. Глаза мальчика говорили о том, что он живет несмотря ни на что. Пусть даже и в инвалидном кресле. А еще Степан увидел в глазах Паши какую-то непостижимую силу добра и любви, которою многие сегодня просто не имеют из-за того, что на первое место они поставили свои проблемы, которые давят людей, не желающих сопротивляться, но желающих быть всегда в стороне и ничего не замечать вокруг.
Дед Игнат посмотрел на часы.
— А ты все-таки подумай, Степан, — сказал он. — Ну, мы, пожалуй, пойдем. А то засиделись мы тут у вас. Да и дела надо кое-какие сделать. До свидания
— До свидания, — Павлик снял коляску с тормозов и повернул ее к выходу.
— До свидания, — ответили поочередно мать и сын.
Павлик и Игнат Терентьевич вышли на улицу и направились домой. Отойдя от дома Емельяновых несколько метров, Павлик спросил:
— Дедушка, а дядя Степан тебя послушается?
— Послушается, Павлуша, послушается.
— А ты видел, как он на меня смотрел?
— Видел. По его взгляду на тебя я и понял, что он измениться.
Дед с внуком шли домой. Соседи оборачивались, смотрели, кто идет, и долгим взглядом провожали шедших. Идущие мимо ребята начинали хихикать, оборачиваться и смотреть на Павлика. Но мальчик был спокоен. Сейчас он чувствовал себя уверенно, чем в первый раз. Что-то спрашивал у деда, а тот ему отвечал.
Во дворе возле их дома их встречала бабушка.
— Ну, как сходили в гости? — спросила Екатерина Михайловна
— Хорошо, — ответил внук.
— Самого Степана видели?
— Видели, — Игнат Терентьевич сел на лавку в тени.
— Дедушка сказал, что все будет у него хорошо.
— А как Степанида?
— Ноги у нее болят. Еле-еле ходит, — сказал дед.
— Бедная Степанида, — начала сетовать Екатерина Михайловна, — не выдержит она всего этого. Сама больная, да еще и Степан. Помочь-то им можно, Игнат?
— Можно. Я сейчас настойку сделаю для натирания, а завтра отнесем с Павликом. У нее суставы болят, поэтому она ходить не может. А беспокоят они Степаниду потому, что все на нервной почве происходит. Когда Степан пил, переживала; когда случилась авария, ей вообще плохо стало. Сама помнишь, как рассказывали, как бабы ко мне прибегали, говорили, что Степаниде плохо.
— Помню, как не помнить.
— Ничего, Степан — мужик крепкий, выдержит. А Степаниду вылечим. Я сейчас в чулан за травой, — Игнат Терентьевич поднялся и направился в дом, — а вы приготовьте воду. Нужна кастрюля на три литра, заполненная на половину.
— Пошли, Павлик, готовить.
— Пошли.
Бабушка с внуком отправились следом.
В доме Екатерина Михайловна достала трехлитровую кастрюлю, которую обычно дед Игнат использовал для приготовления настоев и отваров, налила в нее воды, как и просил дед, и поставила ее на огонь. Она знала, что траву ее муж всегда клал только в кипящую воду или заливал ею, иначе не было бы никакого целебного эффекта. Павлик принимал непосредственное участие в этом процессе. Он делал то, что его просили. Кое-чему его научил дед, и он знал, что и в каких пропорциях необходимо, какая трава и от каких недугов.
Дед Игнат возвратился из чулана, неся пару мешочков. Один он дал Павлику. Мальчик развязал его и ему в нос ударил запах березы. В мешочке лежали березовые почки, собранные Игнатом Кирилловичем по весне. Он поднес мешочек к лицу и сделал глубокий вдох через нос. Запах березы пьянил и дурманил голову. Второй мешочек развязал сам дед. В нем лежали листья крапивы. Она то же источала приятный запах.
Взяв понемногу и каждого мешочка, дед отмерил нужное количество и опустил его в кипяток, плотно закрыв крышкой.
— Ну вот, теперь пусть натянет хорошо, а потом процедим отвар.
На следующий день Игнат Кириллович и Павлик снова отправились в гости к Емельяновым. День выдался солнечный и теплый. На небе не было ни одной тучи или облака. Соседские ребята шли купаться, перекинув через плечи старые покрывала, на которых они собирались лежать под солнцем. Пройдя мимо деда и внука, ребята начали негромко, но их все равно было хорошо слышно, смеяться. Но вдруг раздался осуждающе-грозный голос:
— А ну, кончай ржать, придурки! Вы что, больного человека не видели?! К деду Игнату за помощью обращаетесь, а над его внуком смеетесь! Заткнулись все быстро!
Наступила тишина. Игнат Терентьевич и Павлик остановились. Им стало интересно, они решили посмотреть на развязку данного конфликта. Говорившим оказался Коля Миронов.
— Глядите, пацаны, какой рыцарь нашелся, — усмехнулся коренастый паренек.
Грянул общий гогот. И в этот момент коренастый оказался лежащим на песке. Гогот стих.
— Ну, ты! Ты че делаешь, гад? — озлобился коренастый. Звали его Федькой Семеновым.
Этот самый Федька Семенов представлял собой хулиганистую личность. Любитель напакостить, сделать не хорошее дело — Федька постоянно попадал в неприятности. Он всегда ходил с «фонарями» под глазами, переливающимися всеми цветами радуги. Ему иногда попадало даже и от своих дружков — таких же хулиганов, как и он сам.
Федька поднялся и пошел на Колю, но снова очутился на земле. Теперь уже лицом зарылся в песок.
— Ах ты, сука! Ну, все, тебе п…ц!— помимо этого Федька начал показывать колоссальные знания ненормативной лексики, проще говоря, мата.
И снова оказался поверженным. Остальные, их было семь человек, не вмешивались, а окружили Миронова и Семенова и наблюдали за происходящим. Федька еще ни разу не смог ударить Колю Миронова, последний же наоборот, каждый раз наносил удары. Точнее он их не наносил, а останавливал Федьку, не давая тому ударить, блокируя и пресекая удары соперника, не калеча его. Коля словно знал, что собирается делать его противник.
Все дело в том, что Коля Миронов ходил в спортивную секцию по восточным единоборствам, директором которой являлся его отец, — мастер восточных единоборств и русского боя. Он же дал и первые уроки своему сыну. Несколько часов в день мальчик отдавал тренировкам.
Кто-то из мальчишек решил вмешаться, Но его остановили другие. Семенов же вскоре выдохся и устал. Он вышел из круга и направился к озеру один. Впервые ему стало обидно за себя, за то, что он впервые ни разу не ударил. Хотя раньше, когда били его, он успевал нанести несколько ударов своему противнику.
Наступило молчание. Ребята, сбившись в кучку, смотрели на удаляющуюся пару — Игната Терентьевича и Павлика.
— Дедушка, что это за ребята, которые дрались? — спросил Павлик, когда они удалились от группы на приличное расстояние.
— Тот, что падал, — ответил дед, — это был Федька Семенов. А тот, кто пристыдил ребят — Коля Миронов.
Больше мальчик ничего не говорил. Впервые Павлик увидел, как не оскорбляли его, а наоборот, защищали. И это ему было приятно. Он решил познакомиться с ребятами. Не все же хулиганы как Семенов Федька.
Вот и знакомый забор, и двор с домом, в котором они побывали вчера. Игнат Терентьевич открыл калитку и вкатил коляску с внуком во двор и сам вошел. Постучав в дверь и услышав голос Степаниды, дед и внук вошли в дом.
— Здравствуйте, — поздоровались дед с внуком.
В ответ они услышали аналогичное приветствие.
— Степанида, — сказал Игнат Терентьевич, — мы тут тебе отвар вчера сделали и принесли. Ты им ноги натирай утром и вечером. Не хватит, еще сделаем.
— Спасибо, Игнат, — женщина приняла из рук Павлика авоську с отваром.
Немного поговорив со Степанидой, Игнат Терентьевич и Павлик, сопровождаемые старушкой, прошли в спальню к Степану.
После вчерашнего разговора в Степане произошли заметные перемены. Это было видно по самому мужчине. Глаза смотрели тепло и с надеждой. И не было в них уже ни тоски, ни безысходности, которые можно было увидеть еще вчера.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Я, дядя Игнат, решил плести корзины из лозы. Попробовал на тряпках. Навыки остались, да и вспомнил кое-что. Буду продавать изделия.
— Вот и хорошо.
— Только кто мне лозы принесет из леса?
— Об этом ты не беспокойся. Лоза у тебя будет.
— Спасибо, дядя Игнат.
Пробыв еще в гостях полчаса, они расстались. Когда Степан и Игнат Терентьевич пожимали друг другу руки, это пожатие длилось немного дольше, чем обычно. В это время взгляды мужчин встретились. И Игнат Терентьевич увидел в глазах Степана все, что словами передать невозможно. Это и благодарность за помощь, и понимание, и готовность изменить жизнь к лучшему.
Прошло несколько дней. Степан приступил к плетению корзин. Лозу ему принесли из леса ребята. Те самые мальчишки, которых Павлик и Игнат Терентьевич встретили на пути к дому Емельяновых. После той драки, Коля Миронов стал безусловным лидером среди ребят.
Как-то они с мальчишками шли мимо дома Емельяновых, и Коля предложил зайти. Сначала многие стали отказываться, но увидев, как из дома выходит Степанида Ильинична, они зашли. Помогли старушке: принесли воды с колодца, наносили дров, а потом немного пообщались с ее сыном.
А на следующий день у Степана появилась лоза.
В пятницу дед Игнат дал Павлику задание отвезти Степаниде Ильиничне еще немного отвара. Мальчик согласился, но его охватил страх. Ему предстояло одному уже без деда отправиться к Емельяновым. Но, преодолев свой страх, Павлик собрался и поехал выполнять задание.
Как же он удивился, когда въехал в знакомый двор и увидел Степана, сидящего в самодельном инвалидном кресле. Оси, на которых располагались колеса, закрепленные арматурные прутья оставшиеся от трактора, колеса принесли ребята от старых велосипедов, Часть сиденья сняли с трактора и закрепили его. Остальное было из дерева.
— Что, удивлен? — спросил мужчина после того приветствия.
— Да, — признался Павлик.
Он рассматривал коляску и не мог отвести глаз от увиденного.
— Я вот тут отвар привез Степаниде Ильиничне, — сказал мальчик, протягивая авоську.
— Павлик, поехали в дом, чаю попьем. А отвар ты сам маме отдашь.
Мальчик согласился и поехал следом за мужчиной.
Они въехали в дом. В сенях стояли небольшие корзинки, сплетенные Степаном. Мужчина подъехал к газовой плите и поставил чайник на огонь. А через несколько минут они пили чай. Степанида Ильинична пила чай с ними. Она сказала мальчику, что суставы ее не беспокоят.
— Спасибо твоему дедушке, внучек. Знает он толк в травах. Привет передавай от нас со Стёпушкой.
— Хорошо, обязательно передам.
Он побыл еще немного у Емельяновых и отправился домой. На обратном пути ему встретились ребята, шедшие с озера. Они остановились возле него и завели разговор.
— Здравствуй, — заговорил тот, которого звали Коля.
— Здравствуйте, — ответил Павлик, немного робея. Ведь он был один, а их много. Но он не подал вида.
— Тебя Павликом зовут?
— Да.
— А меня Коля, — мальчик протянул руку для пожатия.
Павлик ответил тем же. В свою очередь, Коля познакомил его с ребятами.
— Ты от дяди Степана?
— Да, от него.
— Как он? Мы вчера были у него, приносили лозу.
— Он хорошо, — робость исчезла, появилась уверенность. — Говорит вам спасибо.
Они еще немного поговорили.
— Ребята, а знаете что, — сказал Павлик.
— Что?
— А приходите сегодня к нам вечером в гости. Чай попьем с малиновым вареньем.
— Хорошо. Мы придем, — ответили ребята и разошлись.
Приехав домой, Павлик рассказал все, что с ним только что было. И сказал, что он пригласил ребят на сегодняшний вечер ребят на чашку чая. Никто из домашних не был против.
А вечером у Кораблевых собрались ребята. Вместе с ними были и дядя Степан со Степанидой Ильиничной. Коля с мальчишками решил зайти за ними и отправиться к Павлику в гости. В начале мать с сыном не хотели, немного стесняясь, но их уговорили.
В такую прекрасную теплую погоду никто не захотел пить чай дома, все пили чай с малиновым вареньем на улице, сидя в беседке и любовались наступающим вечером. Отец Павлика принес фотоаппарат и сделал несколько общих снимков. Потом сфотографировал Степана с матерью.
Ребята, а среди них были и девочки, удивлялись тому, что Павлик хоть и являлся мальчиком с нарушением двигательного аппарата, но не унывает и радуется жизни.
Все так увлеклись чаепитием и разговором, что не заметили, как большая туча закрыло солнце и вокруг потемнело. Стал накрапывать дождь. Где-то сверкнула молния, и прогремел гром. Огромная компания зашла в дом, переждать ливень.
Дождь лил как из ведра. Молния сверкала через каждую минуту.
Но вот прошло полчаса, и все прекратилось. Туча ушла, засияло солнце. Все вышли на улицу. Дождь оставил после себя лужи, прибитую к земле пыль и свежесть. Дышалось легко. Ребята вышли за калитку, за ними последовали остальные.
Чуть вдалеке от дома находилась небольшая полянка с многочисленными зарослями кустов. А над ней раскинулась радуга. Да такая яркая, что все цвета были отчетливо видны.
— Смотрите, радуга, — кто-то крикнул радостно, указывая в сторону поляны.
Взоры всех обратились в ту сторону. Отец Павлика достал свой фотоаппарат и заснял пейзаж. А ребята, попросив его сфотографировать всех на фоне прекрасного пейзажа.

* * *

Вот и сегодня Коля и Павлик пили чай в беседке с вареньем.
— Вкусное у вас варенье, Екатерина Михайловна, — похвалил Коля, приготовленное еще в прошлом году бабушкой Павлика.
— Кушайте на здоровье, — ответила Екатерина Михайловна. Старушка сидела рядом с мальчиками в беседке.
— Позавчера, — сказал Коля, — дядя Степан попросил у Аньки краски. Та дала ему. Наверное, рисует что-то.
Поблагодарив Екатерину Михайловну за угощения, Коля ушел.
Наступил вечер. Все уже были дома. Родители Павлика давно приехали с рыбалки, и только что закончили чистить рыбу.
За околицей послышались шумные голоса. К дому приближалась ватага ребят во главе со Степаном. На его коленях лежала бумага, свернутая в трубку.
— Здравствуйте, — хором поздоровались Степан и ребята.
— Здравствуйте, — было, им в ответ.
— А что это у вас? — спросил отец Павлика
— Разворачивай, дядя Степан, — сказала Аня
Степан, с каким-то волнением, взял бумагу, развернул ее. И все увидели картину, на которой было изображено поле, лес вдалеке, озеро, а над всем этим раскинулась радуга.
— Это я нарисовал с фотографии, что мне Павлик принес, — не без гордости сказал Степан.
Через пять минут все сидели в беседке, пили чай с вареньем и вспомнили тот вечер, когда лил дождь, сверкала молния, гремел гром, они сидели в доме, а потом вышли на улицу и увидели радугу над поляной…

Балахна. Июнь — Сентябрь 2006 г.

С самого рождения Павлик не мог ходить. Мышцы ног были парализованы на столько, что он просто их не чувствовал и был прикован к инвалидному креслу. Он не выходил на улицу и видел ее только из окна своей комнаты. Весь его мир заключался в четырех стенах двухкомнатной квартиры, в которой он жил вместе с родителями, окна с видом на двор, книг и телевизора. Подкатит Павлик свою коляску к окну и смотрит на ребят, гоняющих мяч, пока не ляжет снег, а зимой его сверстники играют в хоккей и катаются на коньках и лыжах.
Было Павлику Кораблеву одиннадцать лет. Открытое светлое лицо, голубые чистые глаза, в которых любой мог прочитать неутолимую жажду к жизни, прямой нос, немного полные губы, коротко стриженые волосы (он любил именно такую прическу и никакой иной не признавал).
Когда Павлику исполнилось семь лет, к нему стали приходить учителя и открывали перед ним неизвестный мир — мир знаний.
Павлик с детства рос любознательным пареньком. Сам научился читать лет в шесть. Сначала читал сказки, а потом перешел на литературу «для старшего школьного возраста», как пишут в аннотациях, и литературу «для широкого круга читателей». Его постоянно видели с книгой в руках.
У них дома имелась большая библиотека. В ней можно найти книги любого жанра и направлений. Он с жадностью хватался за новую книгу и уходил в мир новой книги.
Однажды, листая толковый словарь русского языка, который купил его отец, Павлик наткнулся на слово геральдика и прочитал: «Геральдика — раздел исторической науки, изучающей гербы и их историю, описание гербов». Павлик знал, что его родина, страна, в которой он живет, имеет ни только герб, но и флаг, и гимн. Он также знал, что гербом является двуглавый орел, увенчанный коронами, и держащий в лапах скипетр и державу, а флаг имеет три цвета: белый, синий, красный. Мальчик загорелся желанием узнать о гербе и флаге России более подробно. В учебнике истории об этом говорилось не много. В книге давались только общие сведения, а Павлик желал знать больше.
Его желание было настолько велико, что он подкатил коляску к книжным полкам и стал просматривать всю документальную историческую литературу, имеющуюся в домашней библиотеке, но ничего о гербах и флаге он не нашел. Отец с матерью нового ничего не сказали Павлику, кроме того, что он и сам знал. Тогда он с нетерпением начал ждать того часа, когда должна прийти Лариса Ивановна (учитель истории).
И вот настал день, когда Лариса Ивановна пришла к нему домой.
— Здравствуйте Лариса Ивановна, — приветствовал Павлик учительницу.
— Здравствуй Павлик, — отвечала она. — Миша с Олей к тебе приходили? — спросила Лариса Ивановна, вешая плащ.
— Да. Ребята приходят ко мне. Лариса Ивановна, — сказал Павлик, — в толковом словаре русского языка я прочитал о понятии геральдика. Я узнал, что это раздел исторической науки, которая изучает гербы и их историю. Наша страна то же имеет герб — это двуглавый орел. Но мы так же имеем и флаг, который имеет три цвета. В учебнике об этом сказано мало, а в домашней библиотеке нет книг о гербах и флагах. Я хочу узнать о символах нашей великой родины намного больше, чем написано в учебнике. Расскажите мне, пожалуйста, о гербе и флаге России, — мальчик посмотрел на учителя истории ясными и добрыми глазами.
— Хорошо, Павлик, я расскажу тебе о символах нашей родины.
Они прошли в его комнату, Павлик расположился напротив Ларисы Ивановны, которая присела на стул, положив учебники на стол.
— Ими обязан ни только гордиться каждый гражданин России, но и защищать их от тех, кто варварски относиться по отношению к гербу и флагу и совершает против них преступления.
— Это такие люди, которых называют фашистами или скинхэдами? — спросил мальчик.
— Да, — ответила учительница. Этот мальчик поражал ее своей любознательностью и желанием узнавать много нового и интересного.
Учительница начала рассказ, а Павлик ее внимательно слушал.
— В разные времена наша родина имела разные названия: например, Киевская Русь, Великое княжество Московское, Российское царство, Российская империя. Нашу родину в древности называли государством руссов. То есть Русским государствам, Российской державой, сейчас, как мы видим — Российской Федерацией и Россией. Любое государство имеет свой герб, свой флаг и свой гимн. Государственные символы — это особые отличительные знаки, характеризующие государство. К ним люди относятся с особым уважением. Когда на торжественных государственных церемониях обычно вносят или поднимают флаг и звучит гимн, люди в знак уважения встают в благоговейном молчании.
— Я знаю. Видел это по телевизору в выпусках новостей.
— Правильно, Павлик. На современном гербе России изображен орёл, головы которого смотрят на восток и на запад, — продолжала учительница. — Двуглавый орёл появился в России в конце XV века. Невеста великого князя Ивана III, а потом и жена, византийская царевна Софья Палеолог привезла с собой стяг (флаг) с вышитым двуглавым орлом, который был во главе её свадебного поезда. Это был родовой герб византийской династии Палеолог. Как ты понимаешь, Византийский двуглавый орёл выглядел несколько иначе, чем современный российский. Его крылья были расправлены, как будто орёл взлетает, а не раскрыты полностью и подняты, как у парящего в воздухе российского орла. Головы обоих (византийского и современного российского) орлов смотрят на восток и на запад. На головах орлов — короны, но короны орлов отличаются тем, что имеют разную форму. Кроме того, на гербе России над головами с коронами располагается ещё одна общая, большая корона. Все короны российского герба увенчаны христианскими символами — крестами, потому что в России царствование традиционно понималось как власть, благословлённая Богом, а вступление на престол сопровождалось соответствующим церковным обрядом. Женившись на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина XI Палеолог, Великий князь московский Иван III соединил герб Московского государства с гербом Византии. На одной стороне великокняжеской печати 1497 года располагался герб Москвы с надписью: «Божией милостью, Великий князь господарь всея Руси», а на другой стороне — двуглавый орел. Царь Иван Грозный сделал древний герб Московского княжества щитом на груди двуглавого орла. Теперь герб России включал и древний герб Московского княжества. А древним символом Московского княжества был всадник с копьём поражающий змея.
— Это Георгий Победоносец. О нем в книгах написано много интересного, — сказал Павлик.
— Совершенно верно.
— А еще есть икона с ликом Георгия. Мне бабушка рассказывала и в учебнике рисунок есть.
— Да, есть там такой рисунок, — учительница открыла книгу и показала рисунок Павлику.
— Красивый рисунок, только вот жалко, что это рисунок, а не икона.
— Сейчас очень много маленьких иконок, я тебе принесу в следующий раз, — пообещала Лариса Ивановна и продолжала. — Ещё позднее орла стали изображать с поднятыми и распушёнными крыльями, а в лапах орла появились символы державной власти на Руси — держава и скипетр. Пётр I утвердил в 1699 году орден святого Андрея Первозванного и окружил Андреевской цепью московский герб-щит на груди орла. В XX веке, после Октябрьской революции 1917 года и смены государственного строя, новое правительство стремилось изменить и государственную идеологию. Двуглавый орёл с Георгием Победоносцем на груди как герб был отменён, более семидесяти лет другой герб и другие символические элементы на нём отражали суть и главные задачи нового государственного устроения. Но когда распался Советский Союз, и страна стала называться Россией, 30 ноября 1993 года президент России специальным указом восстановил исторический герб России. Две головы орла символизируют нераздельность европейской и азиатской части России, святой великомученик Георгий Победоносец представляет собой щит России. Держава, скипетр и короны увенчаны крестами.
— Лариса Ивановна…
— Да, Павлик?
— А как появился трехцветный флаг у нашей родины?
— Ммм…, флаг — это особый символ России. Ему отдаются высшие государственные почести, его достоинство подлежит защите не только внутри страны, но и за её пределами, а оскорбление флага рассматривается как оскорбление чести нации и государства. Государственным флагом России, как ты знаешь, является флаг с тремя равными по величине горизонтальными полосами: верхняя — белая, средняя — синяя, нижняя — красная. На Руси эти цвета имели символическое значение.
— А какие? — спросил Павлик. Учительница видела, что мальчик слушает ее с интересом. Чего не хватает порой ее ученикам, которые приходят в школу и садятся за парты.
— Белый означает благородство, откровенность, искренность; синий цвет — верность, честность, целомудренность; красный — мужество, смелость, решительность, само пожертвование, великодушие и любовь. Бело-сине-красный флаг был учреждён еще Петром Великим сначала для торгового флота. Для этого Петр І издал указ в январе 1705 года, чтобы все торговые суда, которые ходили в ту пору по рекам России, имели такой флаг. Эту дату можно считать днём рождения нашего современного российского флага. А 7 мая 1883 года, уже при другом царе, было утверждено, чтобы во всех торжественных случаях украшать здания флагами. Так бело-сине-красный флаг официально получил статус государственного флага России.
— Лариса Ивановна, а после Октябрьской революции, флаг менялся?
— Да, флаг, как и герб, был изменен, Павлик. Но Бело-сине-красный флаг, вновь взвился в центре Москвы, над площадью Маяковского, в воскресенье, 12 марта 1989 года, а 5 ноября 1990 года правительство России постановило создать новую государственную символику.
— Какую? — Павлик даже немного наклонился вперед. Его самого переполняли чувства гордости.
— 21 августа 1991 года Чрезвычайная сессия Верховного Совета Российской Федерации, — говорила Лариса Ивановна, — постановила считать государственным флагом России исторический бело-сине-красный флаг. А 15 февраля 1994 года был утверждён штандарт (флаг) президента России — высший символ президентской власти в Российской Федерации — это квадратное полотнище из белой, синей и красной полос равной величины, в центре которого — исторический золотой двуглавый орёл. Древко штандарта увенчано металлическим копьём, а полотнище окаймлено золотой бахромой, — закончила рассказ Лариса Ивановна.
Возвращаясь, домой, Лариса Ивановна все думала о мальчике одиннадцати лет, прикованном к инвалидному креслу. «Неужели надо быть таким, как Павлик Кораблев, — думала она, — чтобы понять, что все то хорошее, созданное человеком, прекрасно, а стремиться знать больше, если ты ограничен физически, должно быть вознаграждено? Нет, настанет день, когда он добьется своего, а люди будут считаться с ним».
После ухода Ларисы Ивановны, Павлик Кораблев еще очень долго сидел в своей коляске неподвижно и смотрел в одну точку. Ее рассказ произвел на него огромное впечатление. Мальчик гордился тем, что живет в великой стране — России, имеющей свою историю и свои национальные символы. Пусть они менялись на протяжении веков. Пусть одни символы заменялись другими. Но теперь он еще больше понимал и осознавал, как важно иметь то, чем ты можешь гордиться.
Прошло несколько дней. В квартире у Павлика было шумно. В гости к Кораблеву пришел весь 5-й класс, в котором учился Павлик. Всего человек двадцать. В этом же классе учились Миша и Оля. Именно об этих ребятах спрашивала Павлика Лариса Ивановна. Они приходили к мальчику несколько раз в неделю и помогали делать уроки. А сегодня у Павлика был целый класс.
В первую очередь, ребята узнали, как и чем живет Кораблев Паша, а потом собрались в его комнате. Его жизнь их потрясла.
— Паша, — начала Оля как староста класса. — Вчера у нас был урок истории. Лариса Ивановна, когда вела его, она расплакалась. Она рассказывала нам историю нашего государства, а мы не слушали ее. Все время чем-то отвлекали. Тогда она рассказала нам о тебе, села за стол и заплакала.
После этих слов в комнате стало тихо. Все смотрели на Павлика, а он на ребят.
— Нам после рассказа Ларисы Ивановны стало стыдно, — продолжала говорить Оля, — и мы решили прийти к тебе. Паша, у нас в школе есть трехцветный флаг — символ нашей родины. Даже два. Один висит у директора в кабинете, другой стоит свернутый у тети Любы. Это наш завхоз. Это правильно, что он там стоит? Его только по праздникам вывешивают.
— А когда его вешают на здание школы, становиться красиво, — искренне признался Коля Губенко. — Это ведь не хорошо, когда над государственными символами твоей родины надругаются?
— Это плохо, — ответил Павлик. — Но еще хуже, когда один оскверняет, а другие просто смотрят на него и ничего не делают.
— А у нас случай один был, — заговорила Маша, — Владька нарисовал крест, его еще свастикой называют, и стал с ним по школе ходить. Он его на рукав прицепил булавкой.
— А Петр Владимирович (наш учитель музыки), сорвал этот крест, когда увидел и отругал Владьку, — подхватил Толик.
— А кто этот Владька? — спросил Павлик.
— Вот он, — указала на мальчика, сидевшего отдельно от других, Оля.
Павлик подъехал к нему и пристально посмотрел в глаза.
— У тебя дедушка был на войне? — спросил мальчик.
— Ну, воевал. А тебе-то что? — грубовато отозвался Владька.
— Его дедушка приходил к нам в школу и рассказывал о Великой Отечественной Войне. Рассказывал, как был ранен, — Миша посмотрел на Владьку.
Павлик ничего не сказал Владьке. Отъехал к окошку, посмотрел в него и ничего не сказал.
— Мы с Петром Владимировичем даже гимн России выучили. Как урок начинается, мы его сначала поем, стоя, а потом другие песни, — Толик встал, за ним встал весь класс и запел гимн России.
Павлик то же пел. И никто не обращал внимания, что тот сидит в инвалидном кресле. Каждый чувствовал себя счастливым в эти минуты. Глаза наполнились радостью и восторгом.
— Там мама пирогов напекла, пойдемте, чай пить, — предложил Павлик, когда закончили петь.
И только Владька остался один. Он ушел от Павлика незаметно. Он долгот гулял по улице и впервые ощутил себя одиноким. Владька понял свою ошибку и ругал себя за то, что он сделал. Завтра он попросит прощения у ребят. Это будет завтра. Но уже с этой минуты он изменит себя.

Сегодня был теплый солнечный день. Но не обычный день, а праздничный. Сегодня, первого мая. Деревья уже оделись в зеленую листву. В квартире у Павлика шумно и весело. Играет музыка. Ребята из класса пришли к мальчику. Они принесли самодельные трехцветные флаги. Девочки сшили их из лоскутков ткани. А один флаг отличался от остальных своим размером. Его прикрепили к самодельному древку.
Ребята открыли окно и прикрепили этот большой флаг к раме. Крепежом занимались Владька и Коля. Ребята простили Владьке его проступок, когда он сам предложил прийти первого мая к Павлику с самодельными флагами.
Большой самодельный флаг, развевался на ветру. Ребята смотрели на него, а их лица озаряли улыбки. В эти минуты детские сердца были полны гордостью. Они ощущали себя настоящими патриотами своей страны.
— А кто вам помог сшить большой флаг?— спросил Павлик.
— Это мы сами, — ответила ему Маша
— Здорово! — воскликнул мальчик. — А кто вам дал столько ткани?
— Мы ее у родителей попросили.
Вдруг Владька выскочил из квартиры, никому ничего не сказав.
— Куда это он? — удивился Павлик.
— Мы и сами не знаем, — ответили ему.
Но уже через полчаса Владька входил в квартиру, неся перед собой двуглавого орла, вырезанного из фанеры лобзиком, с тремя коронами, увенчанными крестами, скипетром и державой. Это был современный герб России.
— Павлик, это тебе на память. Сам сделал, — Владька протянул Кораблеву герб.
— Ух, ты! Здорово! — воскликнули ребята.
Они тут же принялись искать место на стенке для герба. А когда повесили, еще долго любовались Владькиной работой…

Ноябрь 2005 г.